Джентльменское соглашение

– А что, коллеги? Помнится мне, как мой старший товарищ Владимир Чеботарев много месяцев искал актера на роль Ихтиандра. Тогда руководство киностудии было им очень недовольно и настоятельно предлагало не затягивать съемки, а выбрать кого-то из имеющихся. Но Володя не послушал и продолжил поиски того единственного, кто порадовал бы режиссерский глаз. Он исколесил всю страну, пока не нашел. И что в итоге? Шедевр мирового кинематографа. Если бы режиссер тогда спасовал, сдался, то получил бы на главную роль хорошего пловца, но никак не Ихтиандра. Возможно, и здесь мы имеем дело с подобным случаем. Быть может, перед нами стоит будущий Чеботарев!

Члены ареопага покивали.

– Что ж, похвально, когда художник готов идти на жертвы ради искусства, а не наоборот – приносить искусство в жертву себе, – подхватил самый молодой мастер.

Наконец в дискуссию вступил председатель комиссии, который до этого молчал, поскольку никак не мог однозначно определиться между гильотиной и милостью и наконец нашел компромисс.

– Коллеги, предлагаю следующее решение. Мы дадим юному таланту академический отпуск, а в следующем году, если он все же снимет эту сцену, посмотрим его шедевр и отпустим в большое плавание с красным дипломом.

Оправдательный вердикт главного судьи вызвал у коллег шумное, восторженное и единогласное одобрение.

После совета Добряк созвал съемочную группу и огласил решение мэтров. Тут же посыпались напоминания о неприятных случаях, когда спустя год совет полностью менялся и новый состав дружно захлопывал дверь храма искусств прямо перед носом желавшего вернуться туда студента. Добряк молча сидел в углу и, в отчаянии опустив голову, слушал выступающих – которые, как и члены совета, пытались вразумить молодого режиссера, уговаривая его утвердить на роль кого-то из каскадеров.

Мысль о том, что фильм, как и многие другие картины, будет похоронен на кладбище нереализованных гениальных сценариев, удручала Добряка. К тому же актеру очень нравилась его роль.

Собрание близилось к концу, но принципиальный режиссер напрочь отказывался принимать суровую реальность.

Добряк уже давно подумывал над тем, чтобы самостоятельно исполнить трюк. Однако была одна существенная проблема. После неприятного инцидента, имевшего место еще в детстве, он панически боялся высоты. Как только он ощущал ее, память неизменно подбрасывала в топку сознания тот самый случай.

Увидев однажды по телевизору, как бесстрашный канатоходец, искусно балансируя на тонком тросе без какой-либо страховки, парит над пропастью между отвесными скалами, ребенок задался вопросом: а смог бы он сделать нечто похожее? Чтобы проверить это, он забрался на двухметровый забор и решил по нему пройтись. Примерно на середине пути неожиданно включился здравый смысл, а вслед за ним заявила о себе и боязнь упасть. Но паренек отчаянно рвался к победе. Пока он шел, все было хорошо. Страх хоть и дышал ему в спину, но значительно отставал в этом марафоне смелости. Однако в какой-то момент напряжение стало невыносимым. Мальчик остановился, чтобы немного отдышаться, и бросил взгляд на землю. В этот момент природный инстинкт самосохранения догнал смельчака и заключил его в свои стальные объятия! Ладошки стали влажными, мышцы обмякли, а ноги предательски задрожали. Покачнувшись, Добряк потерял равновесие и упал на асфальт, сломав руку.

Если бы тогда Добряк не остановился, не посмотрел вниз и, сжав волю в кулак, дошел до конца, возможно, он избавился бы от боязни высоты навсегда. Однако он проиграл схватку, и это поражение оставило неизгладимый след в сознании.

И вот спустя много лет ему выпал шанс вновь сразиться со своим давним соперником.

– Не надо, парень, не смей и думать об этом! Ты не смог тогда, на высоте каких-то двух метров, не сможешь и сейчас, когда предстоит сделать то же самое на уровне третьего этажа, – отчаянно кричал ему голос разума.

– Если ты спасуешь, то навсегда останешься трусом и слабаком, не говоря уж о том, что упустишь шанс сыграть, возможно, лучшую роль в своей жизни, – доносилось в ответ откуда-то из области сердца, которое буквально вырывалось из груди в попытке переорать разум.

Что может рассудить два непримиримых центра принятия решений: ум и душу? Наверное, только характер. Именно он, подобно строгому судье, громко бьет молотком, вынося суровый внутренний приговор. И под конец собрания этот удар в голове Добряка прозвучал. Актер вскочил и во всеуслышание заявил, что самостоятельно исполнит трюк.

Поначалу Маэстро отпирался – слишком высок был риск. Если с актером что-то случится, он и многие другие люди могут лишиться не только места в институте и последующей карьеры, но и свободы. Однако в конечном счете юношеский максимализм и тяга к высокому искусству, как это часто бывает у прирожденных талантов, взяли верх над здравым смыслом.