Джингер (СИ)

Помню, как мы смеялись в раздевалке над Джерри и его манерой произносить слово «аплодисменты» всегда так, будто он на сцене, когда вошёл Джингер и не оценил нашей веселости. Морин тогда закрывал шкафчик и не увидел Джингера, сделал шаг назад и напоролся на него. Всё бы ничего, ведь не страшно, но у Джингера в руках был кофе, и он пролился на пол и немного капель попало на ботинки.

Находясь всё ещё в весёлом состоянии, мы все засмеялись, и Джингер крикнул:

— Минус десять баксов, Стив, за слишком громкий смех! — ушёл, чтобы, вероятно, очистить ботинки, так как в отношении себя он был очень честолюбив, а я так и стоял с натянутой улыбкой, не понимая, почему он оштрафовал именно меня. У меня был нормальный смех, не громче, чем у остальных.

Почему не Морина? Ведь именно он виноват в том, что пролился кофе. Хотя, как подозреваю, Джингеру всегда нравился Морин в сексуальном плане, но это не мешало ему с ним враждовать… поэтому всё равно не ясно, почему оштрафовали меня, а не его.

Не стоит думать, что мои напряженные отношения с Джингером сложились из-за штрафов и первого неудачного секса. Я не мелочен, чтобы таить за это злобу.

Джингер практически не замечал меня в первый месяц работы. А потом была ночная смена, в которую остаются всего два человека и иногда Джингер. В ту ночную смену был я и Джерри — один из наших «поваров» и также Джингер, хотя его не должно было быть. Он появился внезапно, и так смешно перебирал ногами, что я сразу догадался, что он пьян. Немного, но всё же пьян.

Рукава его рубашки были закатаны, и сама рубашка была почти наполовину расстёгнута. На часах было почти три ночи, посетителей не было, а вот Джингер был.

— Пойдём пересчитаем твою за-а-арплату, — он засмеялся, а я, немного недоумевая, отошел от кассы.

— Но я получил расчёт на той неделе, — почесал затылок и сел напротив Джингера.

Джингер не любил сидеть в кабинете, предпочитая зал и столики, за которыми люди едят фастфуд. Поэтому в ту ночь без посетителей Джингер по своему обыкновению занял место у окна, за которым было темно.

— Так-с, — отодвинулся от стола и расставил широко ноги, — отсоси мне.

Мягко говоря, это было нагло, и я не хотел сосать этому утырку. Вообще не понимал, какого фига ему никто не отсосал в клубе и какого фига он подумал, что это сделаю я. Но подумал он верно. Я опустился перед ним на колени не потому, что он мой начальник, и, как я уже сказал, не потому, что хотел. Скорее потому, что подумал, что с меня не убудет, а он отвянет. Так сказать, поработать немного — и нет проблем.

Вытащил член из его штанов и удивился, потому что до этого считал, что у него член больше. Когда он меня трахал на столе, мне ощущалось, что у него там дубина, а не хуй, а оказалось… не совсем маленький, скорее средний.

— Живее, Стив, — он так поторопил меня, словно за сигаретами послал.

Я ничего не чувствовал пока отсасывал. Разве что небольшую горькость на языке, и было неприятно, когда его волосы в паху попадали мне в нос. А так, я насаживался ртом и массировал ему яйца, надеясь что Джингер и в этот раз быстро кончит. Но надежды не оправдались, вероятно потому, что он был пьян, ему не легко дался оргазм.

Струя ударила мне прямо в горло, и показалось, что я сдохну от негодования, но я проглотил его так же, как и сперму.

Поднялся, вытер колени и рот, по-прежнему мало что чувствуя, а Джингер улыбался, кажется, к тому времени уже протрезвев.

— А ты умница, Стив, — похвалил и, улыбаясь ещё шире, добавил: — Заработал себе премию.

Если честно, особенно сейчас мне кажется, что я так плохо о нём отзываюсь, потому что знаю, что он мёртв. Нет, не в том плане, что я раньше боялся о нем плохо думать, просто… иногда мне казалось всё же, что он мне нравится — а я ведь этого не упоминал в повествовании до сих пор, да? Ну, не считая той обмолвки, каким он мне показался при знакомстве.

Да, быть может, иногда нравился, когда буйная ночь стирала с него напыщенность и убеждение в индивидуальности — которой он не обладал на самом деле. Такой обычный Джингер, хмурящийся с похмелья и не помнящий, с кем спаривался, он мне нравился. Его массивный, волевой подбородок, который он поглаживал пальцами, его строгий взгляд с оттенком печали, не совру, если скажу, что в такие моменты его глаза были не зелёными, а серыми, как небо туманное.

Нравился… или это я лгу опять же потому, что знаю, что он мёртв? Может, мне хочется думать, что всё, что я делал, для него — делал по симпатии? А не потому, что мне было труднее сказать «нет» и нарваться на возможные проблемы, нежели дать и всё? Бесхребетность или таки скомканное чувство?

А, к чёрту, его зарезали, и уже всё неважно.

Третье спаривание произошло почти ровно через две недели после отсоса, и вот после него до меня дошло, что у Джингера я в качестве не кассира, а личной шлюхи, которой даже коктейль покупать не надо.