Джинсы мертвых торчков

– Герыч: несколько кило неразбодяженного фармацевтического героина. – Поворачиваюсь на 180 градусов. Жирная свиноматка, развесившая уши, вроде как возвращается к своему вязанью. – Видно, в Берлине щас голяк. Чё-то связанное с большой облавой.

– Вы засунули в меня герыча? – в недоумении выдыхает Спад, а потом смотрит на Юэна.

Тот наклоняется ко мне, но Майки жестко тянет его обратно на место.

Мой зять не может на него смотреть.

– Слышьте, када приземлимся, я сразу ж на хату валю…

– Как скажешь, кор, но я бы тебе не советовал, – подчеркиваю, сканируя местность и снова подтягиваясь поближе. – Жидкости твоего организма скоро растворят латексную упаковку, и старый добрый принц Гарри

попадет к тибе в кровь. Нехилый способ отбросить коньки! Када-то мы думали, чё так оно в итоге и будет! Ну и… Тотоха до сих пор в руках у Сайма, помнишь?

Спад откидывается на спинку, вытаращив глаза и раззявив рот, и пытается осмыслить весь ужас и беспомощность своего положения. Мне его жалко. Он дурак, что взялся за эту работу, дибил, что взял с собой собаку, и шизоид, что оставил ее с товаром голодной и без присмотра. Но, как всегда бывает с теми, кто страдает такой болезнью, как бедность, наказание чересчур суровое.

– Как ты мог? – вопит он на Юэна. – Ты ж лепила, нах! – Он рвется через проход, кидаясь на моего зятька и загребая воздух.

Майки хватает его и тянет обратно на место:

– Спокуха, Спад, швы, бля, разойдутся!

Вяжущая страхолюдина снова переводит взгляд на свой сраный свитер, чтобы удостовериться, что последнее замечание относилось не к ее трудам. Законченная одежка достанется несчастному племяннику или племяннице, обеспечив им ритуальные избиения на площадке за тормознутость.

– Я не виноват! – оправдывается Юэн.

Умоляю Спада одуматься:

– Ты считаешь, мы хотели этого дурдома? Сайм буквально приставил нам дуло к виску, Дэнни. Ты из первых рук знаешь, как он орудует. Он собирался убить нас всех, всех блядских членов наших семей и каждого пиздюка, с которым мы когда-либо сидели рядом! Спустись на землю!

Майки отворачивается.

– Бизнес-партнер, – с мольбой бормочет он, отмазываясь.

– Но это ж… это ж все непрально. – И, ё-мое, мой старой дружбан, несчастный Дэнни Мёрфи с Лита, начинает, нахуй, рюмить прямо здесь в самолете. – Просто это все-все непрально!

Обнимаю эти косточки, что зовутся плечами:

– Все так, все так, бро, но мы можем это утрясти…

– Угу, все так, но кто нас втянул в дурдом, проебошив простую доставку? – неожиданно гавкает Майки, поворачиваясь к павшему духом попутчику. – Мы с Больным пытаемся этот дурдом исправить!

– Говори за себя, – я ему, – меня шантажирует, запугивает, вовлекает в этот ебаный кошмар твой бизнес-партнер.

Майки малехо насупливается.

– А ты пытаешься это компенсировать… шантажируя меня, – цедит Юэн.

Стюардесса, не красотка Дженни, с которой я болтал, а невзрачная, обслуживающая плебеев бой-баба с варикозными венами, за десятки лет затраханная до старческой немощи парочкой пилотов-натуралов, без малейшего намека на искорку в этом коктейле, нависает надо мной и таранит своим раззуженным рыльником мое табло:

– Пожалуйста, займите свое место! Мы начинаем снижаться!

Уступаю, думая, что мое «снижение» стартовало уже давно, когда мине хватило дурости приехать в ебаный Эдинбург на Рождество. Эта чокнутая сучка Марианна! Решаю отплатить ей, нахуй, сторицей!

Так приятно спуститься на землю, особенно видя, как кудахчущая хабалка поучает служащих аэропорта насчет своих собачек, пока мы выходим и чешем на стоянку такси. В тачке пытаюсь разрядить обстановку рассказом о педриле и его лабрадуделях, но это выходит боком и лишь напоминает Спаду о Тотохе.

– Если он тронет цуцика, я завалю иво, мине пофиг! – блеет Спад.

И я верю, что Спад действительно попытается.

Поездка по зоне облезлых товарных складов и аварийных трущоб – я подозреваю, это бывший Восточный Берлин, – наводит на мысль, что клиника окажется чрезвычайно опасной для здоровья. Но даже эти обшарпанные подступы не могли дать мне и, конечно, Юэну, недоверчиво разинувшему рот, представления о том цветущем нищебродстве, что нас встречает.