Джинсы мертвых торчков

– О да, вы правы, – парирую, – все из-за того, что я впервые за долгое время побывал по эту сторону Адрианова вала. А я-то уж думал, мой внутренний Мел Гибсон впал в спячку.

– Вовсе нет, уверяю вас, он жив-здоров, вот только без заманчивой шотландки!

Внезапно над нами вырастает стюардесса с бокалами шампанского.

– Сестра милосердия, – мигом осушаю один и тянусь рукой за другим. – Можно?

Она снисходительно улыбается.

– Вы должны меня простить, – прижимаю пустой бокал из-под шампуса к груди, – я так боюсь летать!

– Да бросьте, – говорит хабалка и берет свой бокал. – Я очень волнуюсь – у меня в грузовом отсеке мои собачки, два лабрадуделя, и они не привыкли путешествовать.

Когда заглатываю добавку шампуса и самолет разбегается, а потом взлетает, рассказываю взбудораженному педриле страшилку про двух питбулей в грузовом отсеке самолета, один из которых оторвал другому нижнюю челюсть.

– Набросились друг на друга, после того как багаж съехал и их придавил, – перевешиваюсь и понижаю голос: – На этих рейсах о животных никто не заботится. У вас же есть страховка?

– Да, есть, но…

– Но пацанчиков все равно не вернешь. Понимаю.

Он ахает от страха, когда самолет выравнивается и бибикает сигнал ремней безопасности, а я встаю, чтобы изучить низшие слои общества, оставляя его повариться в том кошмаре, в который теперь превратился для него полет.

Эконом-класс самолета – фактически спальный раён в небе. Спад втиснулся в место у окна. Ё-мое, этот южнолитский обсос буквально напоминает оживший труп. Майки напряженно сидит рядом с ним, а Юэн кемарит через проход, весь в своих мрачных и депрессивных мыслях. В каком поразительном мире мы живем: десять минут пошуровал хуем у шалавы в сраке – и всю жизнь себе поломал.

– Как тут мужики? Настоящие мужики, – закатываю глаза, не выходя из режима манерного курсирования на высоте тридцати тысяч футов, – пехотинцы стойко держатся в эконом-классе?

– Я с тобой не разговарюю! – кричит Спад.

«Хлопец Морфи нэ бажаэ шоб из ным балакалы, та ото ж».

– Я шкуру твою спас, чмо ты дибильное! Повторяю еще раз: ты сам облажался на простом задании для этого психопата Сайма. И ты тоже, – рявкаю на Форрестера.

– Я иво…

– Знаю, его партнер.

– Вот именно, – с вызовом говорит Форрестер.

– А чё это ты в бизнес-классе рассижуешься? – стонет Спад. – Это ж я тут больной!

Майки и даже Юэн через проход, вырвавшийся из объятий Трансвиля, смотрят на меня с осуждением.

– Ась? А что, если я доплатил? В нормальных обстоятельствах я бы с превеликим удовольствием раскошелился на билеты в бизнес-класс для вас, ребята, да вот цены кусались. Я не мог провести оплату через счет компании: вы же не служащие «Коллег». – Делаю паузу. – Налоговая встала бы на дыбы, а мне сейчас, спасибо, не нужна проверка этих ебаных хуесосов. Кроме того, – смотрю на Майки, – я думал, что ты, как ценный партнер Вика Сайма, присоединишься вместе со мной к кейт-уинслетам, Мигель.

Форрестеру остается только молча это проглотить.

Возвращаюсь в бизнес-класс, но хабалка, ранее известная своей эксцентричностью, по-прежнему парится и ошеломленно молчит. Поскольку этот надломленный педик теперь уже мало меня интересует, решаю поболтать со стюардессой – той, что разносила напитки. Кажется, я подметил ебливый блеск в ее блядовитых глазках. Немного флиртую с Дженни и в конце концов спрашиваю, по ее мнению, нет ли спроса на мужские эскорт-агентства типа «Коллег» у таких путешественниц, как она. Она говорит, что, безусловно, есть такая вероятность, и мы обмениваемся контактами. Приятно провожу время, хотя Дженни вынуждена изредка сачковать, обслуживая понурых бизнес-зануд, с которыми мне приходится делить эту часть салона. Затем объявляют, что через пятнадцать минут мы приземляемся. Быстро чешу обратно к самым дешевым местам, прикинув, что пора сообщить Спаду хорошую новость.

Мёрфи в отключке. Его голова со слезящимися глазами, сопливым носом и слюнявым хайлом покоится на плече запарившегося Форрестера. Осторожно бужу, и Спад подрывается.

– Дэниэл, мин херц, боюсь сказать, но мы не были с тобой до конца честны.

Спад моргает спросонья и таращится на меня в непонятке:

– Чё… на чё ты намекаешь?

Смотрю на Юэна, и они с Форрестером оба напрягаются в угрюмом беспокойстве, а я сажусь в проходе на кортаны. Потом поворачиваюсь обратно к Спаду:

– Называй это поэтической вольностью, призванной укрепить дух пациента и добиться его сотрудничества для облегчения нашей задачи.

– Чё… – он трогает рану, – чё вы сделали?

– Мы не вырезали у тебя почку. Мы же не мясники.

Спад вытягивает шею в сторону Юэна, тот подтверждает:

– У тебя по-прежнему две почки.

– Но… но чё я тада тут делаю? Зачем мы в Берлин летим? Откудова рана взялася?!

Пара пассажиров оглядываются на его пронзительное тявканье. Зыркаю на Майки, потом на Юэна и, подавшись вперед, шепчу:

– Пойми, мы с тибя ничё не вырезали, а, наоборот, кой-чиво засунули.

– Чё?