– Ну-у, операцию сделали, только память не вернулась, вот и отправили в психушку. Там ко мне какой-то профессор приходил, лечил меня. Я и вспомнил все. Выписался, приехал сюда, а меня на работе уже давно потеряли и даже уволить успели, но ничего, приняли опять. Хороших работников у нас ценят, – спел себе очередной дифирамб Чижов.
– Что ж, с тобой более или менее все понятно, – подытожил Калошин. – Спрашивать, кто знал о том, что у тебя есть такой «хитрый» тросик, бессмысленно: каждый, у кого ты с ним побывал. С нашим заказом не затягивай. За сколько времени управишься?
Чижов покосился на Воронцова и, обращаясь только к Калошину, негромко сказал:
– Так это, за день-два управлюсь, если работы будет немного. За меня эти дни Желтков работал, а он лишний раз не развернется, – начал было опять хвалить себя мужчина, но его перебил Доронин:
– Что-то знакомая фамилия – Желтков! Где-то я ее слышал или видел, – он кивнул Калошину на дело, лежащее перед тем на столе, – по-моему, кто-то из понятых. Тот открыл папку, пошуршал бумагами и произнес:
– Точно, вот здесь упоминается Желтков, проживает на Озерной.
– Это тот мужик, что проводил нас на озеро, – вспомнил Гулько.
– Во-во, это он! – обрадовался Чижов, чувствуя свою значимость и полезность в этом кабинете.
– Значит, работаете вместе? – наклонился к нему Калошин. – Выпиваете тоже на пару? Или кто-то третий есть? – Чижов при этом вопросе буквально отпрянул от майора:
– Да вы что, товарищ начальник! Он же не пьет ничего. Ни пива, ни вина, ни чего покрепче. Я и представить-то не могу его со стаканом в руке. Это ж динозавра какая-то, а не мужик. Его наш начальник называет этим, как его?.. Недентар.. Не… – все засмеялись, глядя на потуги Чижова, Доронин подсказал:
– Неандертальцем?
– Во-во, так! – обрадовался мужчина.
– И в чем же причина его патологической трезвости? – поинтересовался Калошин.
– Вот этого не скажу – не знаю. Не пьет, а работать не любит, – затянул свое Чижов.
Калошин глянул на часы:
– Так, нам уже пора, ребята. Воронцов, заканчивай тут, – и, отведя его в сторонку, тихо добавил: – Побеседуй с начальником Жилкомхоза, и с участковым – узнай, где нашел инструмент.
– Слушаюсь, товарищ майор! – козырнул Воронцов.
Глава 13.
В доме профессора Полежаева ничего не изменилось. Екатерина Самсоновна вышла к оперативникам с заплаканными глазами. Лицо ее совершенно осунулось, постарело. И не удивительно: эта женщина всю свою сознательную жизнь провела в заботах о чужом мужчине, который, в конце концов, стал ей почти родным. Так бывает со всеми женщинами, не испытавшими счастья материнства. Мужчинам стало жаль ее, а она будто почувствовав это, тихо посетовала:
– Если со Львом что-то случилось, моя жизнь теряет смысл. Я не умею ничего, кроме как вести домашнее хозяйство.
– Ну-у, дорогая Екатерина Самсоновна, для женщины это очень много значит. Т а к содержать дом сможет не каждая. Тут вы на высоте, поверьте мне. И значит, сможете быть полезной кому-то еще. Но мы ведь с вами не знаем, где Лев Игнатьевич, а посему и надежду терять не будем. Вот вы можете вспомнить что-то такое за последние месяцы, что вас встревожило. Ну, хоть немного было ли какое-то изменение в настроении профессора, в ту или иную сторону, не важно. Постарайтесь. Может быть, приходил кто-то из тех, кто раньше вас никогда не посещал? – при этих словах Калошина женщина как-то внезапно замерла, как будто прислушиваясь к себе, потом тихо заговорила: