Джозеф Антон. Мемуары

Свобода! Свобода! Он, казалось, стал легче на сотню фунтов, и ему хотелось петь. Зафар и Элизабет дожидались его у Эндрю, и в тот вечер туда приехали Пол Остер и Сири Хустведт, Сьюзен Сонтаг и Дэвид Рифф; увидев его без цепей, все радовались и глазам своим не верили. Он взял Элизабет и Зафара полетать над городом на вертолете в обществе Эндрю Уайли, и Элизабет и Эндрю все время вскрикивали от ужаса – Эндрю громко, Элизабет беззвучно. А потом они взяли напрокат машину в компании “Херц”. Когда сотрудница “Херц”, блондинка Деби, впечатывала его фамилию в компьютер, по ее круглому розовому лицу не пробежало ни тени узнавания. И теперь у них был свой “линкольн-таункар”! Он почувствовал себя ребенком, которому дали ключи от магазина игрушек. Они отправились ужинать с Джеем Макинерни и Эрролом Макдональдом из “Рэндом хаус”. Буквально все было ярким, острым, волнующим. Тут Уилли Нельсон! И Мэтью Модайн! Метрдотель выглядел озабоченным – но что из того? Зафар, которому уже стукнуло пятнадцать, держался совсем по-взрослому. Джей завел с ним мужской разговор о девушках, и Зафар был очень этим доволен. Лег спать улыбаясь, и, когда проснулся, улыбка еще была у него на лице.

Они поехали в Казеновию, штат Нью-Йорк, побыть у Майкла и Валери Герров. О том, как добраться, им были даны подробные указания, но перед выездом он для верности позвонил Майклу. “Я все очень хорошо себе представляю, – сказал он, – кроме одного: как выбраться из Нью-Йорка”. Майкл выдержал нужную для комического эффекта паузу и протянул: “Салман, люди трудятся над этой проблемой годы и годы”.

Каждое мгновение было подарком. Езда по межштатной автостраде походила на космический полет: мимо галактики Олбани и туманности Скенектади к созвездию Сиракьюс. Сделали остановку в Читтенанго, который превратили в тематический парк, посвященный стране Оз: тротуары из желтого кирпича, кофейня тети Эм – в общем, ужас. Помчались дальше к Казеновии, и вот уже Майкл приветливо моргает из-за маленьких очков с толстыми линзами и улыбается своей иронической кривой улыбкой, и вот Валери – в ней есть что-то неопределенно-божественное, и главное – у нее здоровый

вид. Мир, в котором они оказались, назывался “Джим и Джим”. Дочери Герров были дома, и корги по кличке Пабло, подойдя, положил голову ему на колени и ни за что не хотел убирать. За большим деревянным домом был пруд, окруженный дикими зарослями. Поздно вечером они отправились на прогулку под большой древней луной. Утром в пруду нашли мертвого оленя.

По дороге к одному из озер Фингер-Лейкс, где у писателя Тобайаса Вулфа была хижина, он учился произносить название города Сканеатлес. Они поели в рыбном баре, прогулялись до конца дамбы, вели себя нормально, но чувствовали себя ненормально: были пьяны от радости. Вечером зашли в книжный магазин, и там его узнали мгновенно. Майкл занервничал, но суматоху никто поднимать не стал, и он успокоил Майкла: “Завтра я в этот магазин не пойду, вот и все”. Воскресенье они провели у Герров, к ланчу приехал Тоби Вулф, и они

с Майклом обменивались историями про Вьетнам.

К Джону Ирвингу в Вермонт ехали часа три. У границы штата остановились перекусить. Фамилия алжирца, владевшего рестораном, была Ручди, и он, само собой, чрезвычайно взволновался. “Рушди! У нас одна фамилия! Меня все время за вас принимают! Я говорю: нет-нет, я гораздо лучше выгляжу!” (Во время другой поездки в Америку метрдотель-египтянин в ресторане “Гарри Чиприани” в центре Нью-Йорка расчувствовался примерно так же: “Рушди! Я ваш поклонник! Эту книгу, вашу книгу, я ее читал! Рушди, мне она нравится, ваша книга, эта книга! Я из Египта! Из Египта! В Египте эту книгу запретили! Вашу книгу! Совсем запретили!

Но все ее читали!”)

Джон и Дженет Ирвинг жили в длинном доме на склоне холма над городком под названием Дорсет. Джон сказал: “Когда мы говорили с архитектором, мы просто положили квадратные салфетки в линию, некоторые легли под углом – вот так. И мы ему сказали: так вот и стройте, и он построил”. На стене в рамочке висел список бестселлеров “Нью-Йорк таймс”, где “Шайтанские аяты” располагались строчкой выше, чем книга Джона. Рядом висели и другие подобные списки, тоже в рамочках, и везде Джон значился под номером один. Ужинать пришли местные писатели, и было вдоволь крика, споров, выпивки. Он вспомнил, что, когда они с Джоном познакомились, он имел наглость спросить его: “Почему в ваших книгах столько медведей? Какую такую важную роль они сыграли в вашей жизни?” Никакой, ответил Джон, и так или иначе – это было после выхода “Отеля “Нью-Гэмпшир” – он, мол, с медведями завязал. Теперь он пишет балетное либретто для Барышникова, но есть одна проблема. “Какая?” – “Барышников не хочет надевать костюм медведя”.