Читаем Джунгли во дворе полностью

— Не нравится мне здесь, — сказал житель Барвихи Иван Шишков, отдыхающий в легочном санатории «Теберда». — Что это, горы и горы вокруг, посмотреть некуда. Как в колодце. То ли дело наша природа, верно?

Но тут-то мы и подошли к развязке тебердинской истории. И еще к одному уроку, который был преподнесен мне в горах Северного Кавказа.

Хотя встреча с Иваном Шишковым в ресторане могла бы мною быть воспринята как еще один призыв к разуму и освобождению от лживой мечты, я, разумеется, его не услышал. Ведь удивительную встречу можно было истолковать и как насмешку, как этакое подстегивание, от которого недоступное кажется еще более желанным…

Но все же то, что случилось потом, окончательно раскрыло мне глаза.

На другой день после встречи я шел утром по горной тропинке в долине реки Джамагат, окончательно смирившийся с печальным фактом, что время Аполлонов прошло, что теперь до будущего года, а может быть и не до будущего, мало ли что, ведь жизнь наша так ненадежна и переменчива… Шел, а сам все-таки внимательно следил: а не промелькнет ли где-нибудь нечто белокрылое с этакими черненькими и красными пятнышками, хоть бы какой-нибудь потертый, завалященький старичок…

Тропинка вынырнула из зарослей орешника, барбариса, кизила, рискованно опоясала крутой рыжий колючий склон и облегченно спустилась в симпатичную зеленую, поросшую довольно высокой травой и даже какими-то скромными цветами низинку. Не видя ничего белокрылого, я спустился с высот мечты и настроил свои глаза на восприятие реальной действительности. И то, что я увидел, заставило мое опечаленное сердце весело забиться. Нет, это не были Аполлоны, ничего похожего на Аполлонов, но это были милые, трогательные, крошечные голубенькие и синие бабочки, и во множестве! Голубянки! Такие привычные, такие знакомые мотыльки. Этакая милая улыбка, привет со скромной, любимой родины…

Они порхали туда-сюда, присаживаясь на серенькие соцветия дикого чеснока, лакомясь последним в этом году нектаром, особенно дефицитным в дни, увы, уже начавшейся осени, и с первого взгляда было ясно, что их здесь несколько видов, а с ними еще и сенницы, и пара свеженьких шашечниц, и перламутровки, и одна потрепанная, бывалая бархатница. Это был прямо заповедник бабочек, этакий бабочковый питомник.

«Ну, что ж, давай, фотограф, не зевай, настраивай аппаратуру! — думал я, вздыхая с легкой досадой. — Ехал за Синей птицей в далекий край, а встретил старых знакомых… Ну, что ж, и это неплохо, спасибо на этом, все-таки не сидеть без дела, все-таки утешение от превратностей быстротекущей жизни!»

Но, едва настроив аппаратуру, навинтив кольца, взяв на всякий случай карманное зеркальце для подсветки и осторожно войдя в заросли дикого чеснока, склонившись в три погибели и заглянув в видоискатель, приблизившись осторожно к одной, другой, третьей головке соцветий, где кормились небесно-синие, с серебристым отливом бабочки в компании с мухами и даже почему-то кузнечиками, сделав несколько первых снимков… я вдруг почувствовал себя счастливым.

Да-да, именно, как это ни странно, счастливым.

Их было много, они летали туда-сюда, не улетая, впрочем, совсем, и не надо было мне гоняться, высунув язык, за какой-нибудь одной коварной кокеткой. И словно чувствуя, что некуда им, голубушкам, деться, они и не шарахались от меня — совсем не боялись. Может быть, объективная причина была не в какой-то особенной их расположенности ко мне, не в волнующей их доверчивости, а просто в том, что цветочков чеснока и еще каких-то белых мелких цветов, на которые они тоже садились, было не слишком много, а потому чрезмерная брезгливость, гордость, высокомерие здесь не котировались? Может быть. Но какая разница? Важно, что было это прямо-таки какое-то волшебство.

Глядя в окуляр своего фотоаппарата, этакого Волшебного фонаря, и чуть ли не жмурясь от ослепительного голубого сверкания крыльев голубянок Икаров, голубянок быстрых, голубянок красивых, голубянок бобовых, я на какой-то миг вдруг представил себя в бразильских желанных джунглях и почувствовал волнующее сердцебиение от того, что недосягаемые морфиды, летающие обычно на большой высоте, вот спустились и так запросто позволяют себя фотографировать…

Они действительно были очень похожи на морфид: тот же перламутровый блеск, та же небесная голубизна. Но может быть, они были даже лучше морфид, они оставляли впечатление какой-то ангельской чистоты: тельца покрыты длинным, шелковистым, снежно-белым пухом, точно таким же пухом покрыты и ножки, а угольно-черные глаза и полосатые, словно милицейские жезлы, антенны оттеняют незапятнанную белизну. Но конечно, главная красота — крылья.

Зачем? Зачем они так необычайно красивы? Почему эта небесная, отливающая голубизна с аметистовым даже кое-где оттенком, и изящные жилки, и темная кайма по краям, и — совсем непонятно — тончайшая шелковистая бахрома? Для чего (для кого?) нужна эта виртуозная, тщательная отделка? Особенно красивы самцы, и именно их, самых красивых, выбирают обычно самки…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Перегруженный ковчег. Гончие Бафута. Зоопарк в моем багаже
Перегруженный ковчег. Гончие Бафута. Зоопарк в моем багаже

Имя Джеральда Даррелла известно во всем мире. Писатель, натуралист, путешественник, создатель уникального зоопарка на острове Джерси, на базе которого организован Фонд сохранения диких животных. Даррелл написал более тридцати книг, и почти все они переведены на многие языки, им снято несколько десятков фильмов. В настоящем издании представлены три книги Даррелла, в которых рассказывается о его путешествиях по тропическим лесам Западной Африки. Уникальная коллекция животных, собранная Дарреллом во время третьей экспедиции в Африку, послужила основой для его знаменитого зоопарка. Увлекательно, с любовью и искрящимся юмором Даррелл повествует о поведении и повадках птиц и зверей, обитающих в джунглях, рассказывает о хитростях охоты за ними и особенностях содержания маленьких пленников в неволе, заставляет переживать за их судьбу и вместе с автором восхищаться богатством и разнообразием мира природы.

Джеральд Даррелл

Приключения / Природа и животные / Путешествия и география