Едва он это произнес, как Лоренца уронила голову, словно цветок на стебле. Покачнувшись, ее голова склонилась на диванную подушку. Ее матовой белизны руки скользнули по шелку платья и безжизненно повисли.
Бальзамо подошел к ней и, залюбовавшись, прижался губами к ее лбу.
Сейчас же лицо Лоренцы так и засветилось, словно ее коснулось дыхание, слетевшее с губ самой Любви, и развеяло собравшиеся было на ее челе тучи. Губы дрогнули и приоткрылись, глаза подернулись сладострастной слезой, она вздохнула, словно ангелы, которые в первые дни творения влюблялись в дочерей рода человеческого.
Не в силах оторваться, Бальзамо разглядывал ее некоторое время. Однако вновь прозвенел звонок; он бросился к камину, нажал на пружину и исчез за цветами.
В гостиной его ожидал Фриц вместе с человеком в костюме гонца и обутым в тяжелые ботфорты с длинными шпорами.
Простоватое лицо человека выдавало в нем простолюдина, лишь в глазах мелькал священный огонь, заложенный разумом, превосходящим его собственный.
Левой рукой он держал короткий узловатый хлыст, а правой подавал Бальзамо знаки, которые тот понял и ответил теми же знаками, коснувшись лба указательным пальцем.
Курьер поднял руку к груди и нарисовал в воздухе еще один знак, который не привлек бы внимания непосвященного: можно было подумать, что человек просто застегивает пуговицу.
Хозяин показал перстень, который он носил на пальце.
Перед этим грозным символом курьер преклонил колени.
— Откуда ты? — спросил Бальзамо.
— Из Руана, учитель.
— Что ты там делаешь?
— Я курьер на службе у госпожи де Грамон.
— Как ты к ней попал?
— Такова была воля Великого Кофты.
— Какой ты получил приказ, поступая на службу?
— Ничего не скрывать от учителя.
— Куда ты направляешься?
— В Версаль.
— Что ты несешь?
— Письмо.
— Кому?
— Министру.
— Давай.
Курьер протянул Бальзамо письмо, достав его из кожаного мешка за спиной.
— Мне следует ждать? — спросил он.
— Да.
— Я жду.
— Фриц!
Появился немец.
— Спрячь Себастьена в буфетной.
— Слушаюсь, хозяин.
— Он знает мое имя! — прошептал посвященный в суеверном ужасе.
— Он знает все, — отвечал Фриц, увлекая его за собой. Бальзамо остался один. Он взглянул на нетронутую четкую печать, к которой, казалось, умоляющий взгляд курьера просил отнестись как можно бережнее.
Он медленно, задумчиво поднялся в комнату Лоренцы и отворил дверь.
Лоренца по-прежнему спала, утомленная ожиданием и потерявшая терпение от бездеятельности. Он взял ее за руку — рука судорожно сжалась. Он приложил к ее сердцу принесенное курьером письмо, оставшееся нераспечатанным.
— Вы что-нибудь видите? — спросил он.
— Да, — отвечала Лоренца.
— Что я держу в руке?
— Письмо.
— Вы можете его прочесть?
— Могу.
— Читайте!
Глаза Лоренцы были закрыты, грудь вздымалась. Она слово в слово пересказала содержание письма, а Бальзамо записывал за ней под диктовку:
Лоренца замолчала.
— Вы ничего больше не видите? — спросил Бальзамо.
— Ничего.
— Постскриптума нет?
— Нет.
Лицо Бальзамо разглаживалось по мере того, как она читала. Он взял у Лоренцы письмо герцогини.