Сложная политическая ситуация, которую Гарибальди упрощает в своих высказываниях, создает напряженность в отношениях даже с теми, кто делил с ним изгнание.
Можно представить себе, как складывались отношения Гарибальди с королем, его министрами и генералами. Между двумя полярными мирами никогда не бывает ни настоящего союза, ни подлинного доверия.
Эти разногласия выходят далеко за пределы политики. Пьембпт-Сардинская монархия родилась на перекрестке двух миров, савойского и ломбардского, и привыкла к «двойной игре», в силу своего положения и своей природы. Как говаривал Людовик XIV, «господин из Савойи никогда не заканчивает войну в том лагере, в котором ее начал».
Их встреча состоялась в генеральном штабе Карла Альберта, в Ровербелла, возле Мантуи.
В этот день, 4 июля 1848 года, в долине По стояла такая страшная жара, что было трудно дышать, как перед грозой. Карл Альберт был подчеркнуто строго одет: мундир по форме, как подобает крупному военачальнику.
Гарибальди, прибывший из Генуи в своем нелепом наряде герильеро, утомлен месяцами морского путешествия и только что пережитыми волнениями.
Кстати, в Ровербелла, с влажным воздухом речной долины, он получит малярию, с частыми, короткими, но тяжелыми приступами.
Его провели к Карлу Альберту. Король смерил его взглядом.
«Я увидел его, почувствовал в его приеме скрытую насмешку, понял колебания и нерешительность этого человека и пожалел о том, что судьба нашей бедной родины попала в такие руки», — напишет Гарибальди.
Что касается Карла Альберта, он разделял презрение своих генералов, никогда не упоминавших имени Гарибальди и называвших его не иначе, как «эта личность из Монтевидео». Впрочем, Карл Альберт «с царственной любезностью» высоко оценит поведение Гарибальди в Америке, о котором он осведомлен.
Но когда Гарибальди захочет уточнить, на каком посту его собираются использовать — какие силы? какой фронт? — Карл Альберт уклонится от ответа, а через несколько часов после встречи напишет своему военному министру, что «было бы бесчестьем для армии дать чин генерала такой личности».
Однако в 1848 году было трудно в Италии обнародовать подобное мнение. Лучше было нейтрализовать Гарибальди, предложив ему стать корсаром в Адриатике. Но было бы еще лучше, чтобы он исчез с горизонта. «Может быть, мы могли бы его к этому склонить, предложив ему какую-нибудь субсидию, чтобы он избавил нас от своего присутствия», — заключил король.
Гарибальди, как бы наивен он ни был, заблуждался недолго. В Турине военного министра не оказалось на месте. Гарибальди посылают от одного к другому. В конце концов, его принял министр внутренних дел. Гарибальди охвачен гневом. «Эти действия, которым нет имени, до сих пор вызывают у меня дрожь отвращения», — напишет он в своих «Мемуарах». У его людей сложилось «грустное впечатление, что отряды волонтеров были бесполезны и имели вредное влияние».
Они не ошиблись. Король Пьемонта хочет сохранить военную инициативу. Он боится не двухсот людей Гарибальди, а того примера, который они могут подать, вызвав «массовое движение» волонтеров.
Первая же встреча Гарибальди с монархией в начале итальянской «войны за независимость» выявит двойственность этих отношений, которая сохранится в течение всего Рисорджименто.
С одной стороны — король со своим государством и армией, с другой — народ, который предстоит мобилизовать, народ, представляющий собой потенциальную угрозу, если сдерживающие его барьеры рухнут.
Гарибальди — между ними: народный герой, способный действовать самостоятельно, но избравший (или вынужденный обстоятельствами сделать это) союз с королевским лагерем.
Заложник? Актер, полезный государству, потому что заставляет верить, что в этом участвует народ? Об этом можно спорить.
События, развернувшиеся летом 1848 года, приобретают благодаря этому еще большее значение, так как дают Гарибальди возможность показать истинный характер этой игры.
25 июля 1848 года король Карл Альберт и Пьемонтское государство сходят со сцены. Австрийцы маршала Радецкого начали наступление, и пьемонтская армия потерпела поражение при Кустоцце. И 9 августа Карл Альберт подписал с Веной перемирие.
Отныне Гарибальди остается на сцене один. Он может обратиться к народу. Но отзовется ли народ?
В Милане, где было создано временное правительство с участием демократов, Гарибальди было присвоено в июле звание генерала. Миланцы доверили ему командование корпусом волонтеров, численностью около трех тысяч человек.
После политики проволочек, которую вели с ним королевские министры, Гарибальди с энтузиазмом принял предложение отправиться на север, в Бергамо, даже если доверенная ему миссия «не соответствовала моему характеру и моим слабым знаниям военной теории».
Наконец-то он начнет сражаться.
Надежда жила недолго. Новость о поражении при Кустоцце и последовавшим за этим перемирием застала Гарибальди около Монца.