Джузеппе Гарибальди

Гарибальди вынес этот суровый приговор, когда уже знал, что итальянская армия после короткого боя 25 июня потерпела поражение при Кустоцце. Ее потери, однако, были меньше австрийских (семьсот семнадцать убитых и две тысячи пятьсот шестьдесят четыре раненых против тысячи ста семидесяти убитых и трех тысяч девятисот восьмидесяти трех раненых).

И однако — это отступление более чем по тридцатипятикилометровому фронту, расстроенные полки, брошенные пушки и фургоны. И этих беглецов подбирают и возвращают в строй именно гарибальдийцы! Дело не в малой боеспособности итальянцев, а в слабости и разногласиях командования.

Ла Мармора не доверяет Чалдини. Рядом с ними находятся неаполитанские генералы и бывшие гарибальдийские офицеры. Вчерашние враги оказались в одном лагере, так как итальянское единство создано. Но на самом деле оно еще не сплавлено в единое целое.

Та же картина в войсках.

Кроме того, генералы слишком стары: Ла Мармора уже шестьдесят два года, Чалдини пятьдесят пять, а гарибальдийцу Медичи сорок девять. Войска, конечно, молоды, но не имеют боевого опыта, и ими командуют офицеры, чей возраст и существующие между ними разногласия мешают действовать решительно.

Поражение при Кустоцце оказалось тяжелым ударом, так как для короля и его правительства вступление в войну объяснялось только желанием воевать.

Австрия в мае, осознав прусскую угрозу и опасность, которую представляла для нее война на два фронта, между Италией и Пруссией, была склонна уступить Венецию Наполеону III, чтобы он передал ее Италии. Италия должна была заплатить за это отказом от союза с Пруссией.

Следовательно, Венецию можно было получить без боя. Но Италия — от Виктора Эммануила до Гарибальди — не хотела больше чаевых. Она жаждала показать на поле боя, что умеет быть великой, воинственной нацией и освободит Венецию с оружием в руках.

И в тот момент, когда волонтеры Гарибальди начали военные действия, одержав первые победы во время похода в Тироль, произошло «это роковое сражение 24 июня».

Они получили приказ отступить, чтобы защищать Брешию. Гарибальди мог бы проявить горькую радость при известии о поражении тех, кто так часто его клеймил. Он не позволил себе этого и выполнил приказ. Но не скрывал своего разочарования.

«Мне не нравится бить лежачих, — пишет он, — и я не хотел бы, чтобы то, что я скажу в адрес армии, рассматривали как месть за всю ту несправедливость, которую мне пришлось вынести от того, кто в то время ею командовал — Ла Мармора. Но нужно признать, что после того как все мы ждали блестящих побед великой армии, вдвое превосходящей силы противника, располагающей огромными ресурсами, первой в мире артиллерией, войсками, полными отваги и энтузиазма, вдруг испытать такое разочарование, когда вся эта прекрасная армия отступает в беспорядке, не преследуемая противником — за реки (Ольо и По) на тридцать миль вглубь, оставив без прикрытия почти всю Ломбардию; нужно признать, повторяю я, что для всех это было ужасным ударом».

Унижением для всех итальянцев-патриотов.

Они хотели, чтобы победоносная военная операция стала ярким доказательством того, что итальянцы вновь обрели все доблести единого народа.

Но это было поражение, отразившее двусмысленность условий, в которых осуществлялось Рисорджименто.

Однако, несмотря на поражение при Кустоцце, правительство упорствует в проведении своей политической линии. И Гарибальди ей следует.

Когда 3 июля 1866 года пруссаки разбили австрийскую армию при Садове и возможен мир, когда после этого «удара грома» Вена еще раз предлагает при посредничестве Наполеона III уступить Венецию Италии, итальянское правительство отказывается.

Оно хочет продолжать войну, чтобы одержать, наконец, военную победу, войну, чтобы укрепить Италию и доказать, что она — великое Государство! А сражаться предстоит волонтерам Гарибальди.

Они продвигались вперед в направлении Трен-тина. При известии о поражении при Кустоцце они отступили, образовав заслон, который защищал Брешию в ожидании атаки австрийских войск. Они были тогда — о, ирония судьбы! — единственным рубежом сопротивления.

Эти презираемые волонтеры, плохо вооруженные, стали последней надеждой в тот момент, когда полки Ла Мармора и Чалдини были разбиты. Но после четырех дней ожидания, когда противник так и не появился, Гарибальди решил продолжать двигаться дальше, в горы.

Нужно представить себе эти долины и каменистые склоны; «кайзерягер» засели на их вершинах, переходят из одной долины в другую.

3 июля, в день поражения австрийцев при Садове, Гарибальди бросает своих людей на приступ Монте Суэлло. Естественно, он среди них, под огнем австрийских стрелков. Он ободряет голосом молодых волонтеров, сам служит примером, устремляясь вперед, проводя все тот же тип операций, когда самому нужно быть под выстрелами, чтобы увлечь за собой, неудержимым натиском смять противника. Но эта стратегия трудно осуществима из-за рельефа местности. Лучшие офицеры пали от пуль вражеских снайперов. Волонтеры отхлынули, а сам Гарибальди получил ранение в бедро.