Э.Зорин - Большое гнездо

— Ах вы зипунники-оборванцы! — встретил их разгневанный Незда. — Почто явились ко мне на двор? Аль и я грязный вор и тать?! Почто убили друга моего Гаврилу?..

Опешили дружки от такой неслыханной наглости. Стали меж собой перепираться.

— Это ты во всем виноват! — накинулись они с кулаками на Вобея.

— Почто обижаешь, боярин? — отбиваясь от дружков, кричал Вобей. — Служил я тебе верой и правдой. А нынче хочешь ты меня наказать без вины.

— Вина за тобой великая, и прощенья от меня не жди, — сказал Незда. — Эй, слуги, вяжите лихованных, да поживее, чтобы другим было неповадно поднимать руку на боярских сынов.

Остолбенели мужики, один Вобей не сплоховал: прыгнул на частокол, подтянулся, дрыгнул ногами — и был таков.

— Держи вора, держи! — неистово заорал боярин.

После уж вызнал Вобей: дружки-то его так и сгинули в порубе. Но и самому Незде бог греха его не простил. Не зря он тогда от всего отрекался, не зря запрятал мужиков под замок — пронюхали еще до убийства Гаврилы о всех его кознях Степановичи. Неспокойно жил боярин, из терема носа не показывал, ворота держал на крепком запоре. Вооруженная челядь сопровождала его в собор и из собора. Раз только недоглядел Незда, раз только сплоховал — вышел на улицу скоморохам порадоваться, и двух шагов не ступил, как откуда ни возьмись наехал на него воз. На возу были тяжелые кади с медом, а кони будто взбесились. Боярину-то кадью голову и прищемило — через час отлетела душа его в рай...

Долго прятался Вобей, человеческий облик утратил, просил с каликами подаянья, воровал в огородах репу. Трусоват он был, сам дивился: как подвигнул его господь на убийство Гаврилы. Видать, алчность одолела.

Трусость и во Владимир его привела. Почудилось ему как-то, будто пристал к каликам человек от Степановичей, дружком прикинулся, а сам следил за ним, шагу не давал без себя ступить — ждал, окаянный, удобного случая.

Сбежал Вобей от калик на ночлеге, чью-то суму прихватил (тяжелая она была), а когда вытряс в лесу, увидел: в суме-то одни камни. Знать, наложил на себя тот калика покаяние: носить камни от деревни к деревне, от города к городу, истязая грешную плоть. Во всем не везло Вобею.

Зато во Владимире повезло. Во Владимире нашел он близкую душу — приглянулся Вобей боярину Однооку. Теперь и не припомнит, с чего началось, а только обласкивал и возвышал его Одноок, как родного сына. И Вобей привязался к боярину — стал ему верным псом.

Да подлая душа все свербила, не давала спать по ночам. Случайно выведал Вобей про золото, что хранил Одноок в заветном ларе...

А в Новгород он подался по старым своим следам. Проведал, что Степановичи нынче не в чести и что стал Мирошка, сын убитого Незды, посадником.

Нет, ничего такого не подумал Вобей и не милости пришел искать у Мирошки — милости у бояр он больше не искал, а задумал он зажить тихо и неприметно в одном из новгородских концов.

Но, знать, не судьба была. Не ведал еще того Вобей, а беда ходила рядом. И не в рубище была она обряжена, и не в темной ночи кралась за ним с воровским топором в руке, а была беда его в шелковом полукафтане с дорогим оплечьем, в шапке с малиновым верхом, в сафьяновых мягких сапогах, восседала на высоком коне с посеребренными тонкими стременами. И явилась она ему в обличье боярского сына Звездана, а рядом с ним резво скакал зоркий Словиша, славный дружинник великого князя Всеволода.

Каждому свое на роду написано. А Вобею было написано в тот самый час не на Торговую сторону направиться к заморскому гостю Онанию, как с вечера было обговорено, а к Великому мосту. Подумал Вобей: спит еще Онаний, а дело, с которым шел он к нему, было зело важное — столковался Вобей обменять золотишко на дорогой товар, а с товаром тем выйти на Волгу, попытать торгового счастья в Булгаре. И мешок давешний с похищенными у Одноока колтами и брошами был при нем, приятно оттягивал руку...

Выйди он на час позже — и разминулся бы со своей судьбой. Но судьба на то и судьба —разве с ней разминешься?! Ждала она его на Великом мосту — и шел Вобей навстречу ей покорно, ни о чем не думая и не гадая, а только радуясь погожему осеннему утру, солнышку в ясном небе, добрым задумкам.

— Глянь-ко! — окликнул Звездан Словишу, скакавшего с ним рядом.—Уж не старый ли мой знакомец потряхивает вон там своим треухом?

И направил коня через толпу к Вобею.

— Здрав будь, добрый человек, — сказал Звездан, посмеиваясь и напирая грудью коня на отцова конюшего. — Мир тесен — вот и довелось свидеться.

Обмер Вобей, шапку потянул заскорузлой рукой с головы, так и прилип выпученными глазами к Звездану.

— Помилуй мя, боярин! — повалился он в ноги коню, заелозил по настилу моста в сухом навозе. — Нечистая попутала...

— А ответ тебе держать, — сказал Звездан и, спрыгнув на землю, взял Вобея за шиворот. — Ну-ко, поворачивайся.

Уперся Вобей, замычал, замотал головой, с места не сдвинулся.

— Хватайте его! — крикнул Звездан отрокам (были они приставлены к нему и Словише Мирошкой — всюду сопровождали дружинников).