Эдгар По в России

Треск разрываемой бумаги ненадолго заглушил бурчание желудка. И что делать? Положим, после обмена долларов на рубли он мог бы безбедно прожить не меньше недели. Но тогда придется обойтись без Байрона! Набиваться к кому-то в гости, искать приглашения? С удовольствием бы сходил и без приглашения, но не к кому. Всех знакомцев у него в столице империи — раз-два, да обчелся. Искать американского консула в Санкт-Петербурге (впрочем, чего искать, адрес известен), чтобы попросить сотню долларов (хорошо, если даст десять!), можно, но неприлично. Предстоит долгое объяснение, длительная нотация (как же без этого!), а нотаций ему хватало по ту сторону океана. Не исключено, что консул предложит честно заработать деньги на обратную дорогу. Стало быть, к нему потом, когда станет совсем плохо. Жаль, что Александр третьего дня уехал на какие-то загадочные posidelci с gevcami. Предлагал и ему, но при этом русский поэт так заливисто скалил зубы, что Эдгар застеснялся. Вот если бы он предложил perecinutsi v cartishci, то можно бы и поехать, попытаться поправить дела, но Пушкин в карты играть ни разу не предлагал. Надо было ехать к gevcam. Может, там бы и накормили. «Тьфу, ты, — мысленно выругался юноша, — сплошные „может“». Наверное, Александр уже вернулся, но злоупотреблять гостеприимством русского поэта было неудобно. Идти к Нику смысла не было. Длинноносый охотно обедал вместе с Эдгаром и Александром, но, когда дело доходило до оплаты счетов, преувеличенно медлительно доставал из карманов медь и начинал так тщательно их считать, что кто-то (обычно это был Пушкин!) не выдерживал и платил.

Надобно хоть как-то дождаться завтра. А завтра привезут Байрона! А там, глядишь, Пушкин подъедет.

Чтобы скоротать вечер и убить голод, Эдгар решил погулять. Но едва вышел за порог, понял, что вечерняя прогулка вряд ли состоится. Из чистого упрямства (ну, раз уж вышел!) дошел до набережной и решил, что на сегодня достаточно.

Поздним осенним вечером в Петербурге тоскливо. С Невы дует ветер, холодно и противно. Самое лучшее — сидеть в кресле, потягивая перед камином теплый грог или горячий чай. Но в номере ни камина, ни даже простой печурки. От огромной печки, которую топят раз в день, до дешевой каморки тепло почти не доходит. Мысленно вздохнув, озябшими пальцами потрогал оставшимися в кармане монеты. Еще раз вздохнул, не услышав веселого звона, а лишь легонький шелест. Доллар, квортер[20]

и что-то из серебряной мелочи. Вздохнув в третий раз — прощай, поэма Байрона, юноша свернул в переулок, направляясь на свет одинокой масляной лампы, висевшей над входом. Удивительно, что ее хватало, чтобы осветить деревянные мостки, ведущие прямо к двери.

Эдгар неплохо запомнил уроки Александра, уделявшего время не только достопримечательностям столицы, но и гастрономии. Русский поэт искренне считал, что лучший способ знакомства с его отечеством — это знакомство с кулинарными изысками. Александр водил американца по кофейням, дегустируя свежезаваренный кофе и сдобные булочки. Однако, как заметил По, его новый друг предпочитает кофе или чаю ягодный напиток, именуемый mors и яблоки, запеченные в тесте. Эдгару напиток показался чересчур сладким. Еще Пушкин обожал блюда, именуемые «простыми» — пироги с капустой и овощной суп с мясом. (Было у него какое-то название, короткое, но Эдгар его так и не сумел выговорить — щти? щйти?). Александр объяснял, что если хочешь поесть, то следует идти не в дорогую ресторацию на Невском проспекте, где стол сервирует французский garçon de restaurant (много их после войны с Наполеоном осталось и не все подались работать учителями) французскими же кушаньями, привезенными едва ли не из Анжу, а в трактир, где кормят извозчиков. В ресторации все будет изысканно и красиво, но еды на тарелку положат чуть-чуть, а обдерут как сосенку. Или как липку? Словом, сдерут с тебя шкурку, как с дерева.

Заведению не было ни дорогой ресторацией, ни дешевым kabakom. Скорее, бар средней руки где-нибудь в пригороде Бостона. Ну, разве что стойка пониже, пол засыпан соломой, а не опилками. Вспомнив советы русского друга, принюхался. — нет, здесь не пахло ни луком, ни чесноком, ни иными специями, которыми повара забивали «ароматы» несвежего мяса и тухлой рыбы. Вполне себе приличные запахи — жареного мяса, табака и пива.