Эдичка

Мы шли по длинному коридору, вымощенному мрамором, на паспортный контроль. Я обратил внимание, что многие пассажиры с нашего самолета переоделись в арабскую одежду: мужчины были в длинных белых рубахах и в головных уборах, похожих на скатерти, эти уборы держались на голове с помощью черного обруча. Женщины были в длинных черных плащах и белых платках. Плащи эти назывались абаями и были сшиты из легкого шелка. Скорее, это были не плащи, а накидки, потому что они закрывали женщину с головы до ног. Некоторые женщины закрывали лицо черными повязками, над которыми блестели огромные черные глаза.

Хотя кое у кого абаи наброшены были только сверху (видимо, чисто символически) на костюмы и платья из лучших французских домов моделей, а голова не покрыта, и прекрасные волосы рассыпались по плечам. В основном на таких смотрели неодобрительно, но их, по-моему, это нисколько не смущало.

Мы без проблем прошли паспортный контроль, и к нам подошел наш сосед по самолету.

– Вам нужна помощь? – спросил он бабушку.

– Да, нам нужно найти нашу собаку, – ответила бабушка.

– Я вам помогу, – сказал он.

В этот момент к нам подбежала мама с Алешкой и Антошкой. Мы начали обниматься, целоваться, а наш сосед замер от изумления.

– Вот познакомьтесь, Мохаммед, это моя дочь Анастасия, – гордо сказала бабушка.

Мама выглядела настоящей красавицей. На ней было длинное арабское платье с вышивкой, она уже хорошо загорела, поэтому глаза ее казались еще более голубыми. Белокурые волосы свободно падали на ее плечи. На Мохаммеда прямо оторопь нашла. Он смотрел на маму не отрываясь.

– Какая у вас красивая дочь, мадам Барбара! – Он протянул маме руку и крепко пожал ее мягкую, нежную ладонь. Мама опустила глаза и улыбнулась. – Пойдемте, мадам Анастасия, я помогу вам найти вашу собаку, а то тут все очень запутанно.

Мы двинулись по каким-то длинным коридорам и наконец куда-то пришли. В месте, в котором мы оказались, мраморных полов не было, а было грязно и серо. Люди, что здесь работали, здоровались с Мохаммедом, хлопали его по плечу, говорили ему что-то по-арабски и смотрели на маму.

Борьку мы углядели сами. Он до сих пор спал в своей клетке. Я заволновался: «Вдруг он не проснется?»

Мы направились к маминой машине, наши вещи вез на тележке один носильщик, Борьку в клетке вез на другой тележке второй. Они подбежали к нам сразу же, как только наш новый друг Мохаммед щелкнул пальцами.

Мы торжественно погрузились в мамин новый джип. Мохаммед расплатился с носильщиками, и они зачем-то стали целовать ему руки. А Мохаммед стал целовать руки маме и бабушке и приглашал к себе в шале.

Наконец мы покинули стоянку. Машин кругом было видимо-невидимо. В отличие от Англии здесь никто не уступал никому дорогу и все пытались протиснуться в любую щель между машинами. Увидев маму, многие, правда, начинали улыбаться и пропускали ее.

– Хорошо быть блондинкой в арабском раю, – сказала бабушка довольно ехидно.

Мы тихо сидели сзади с Антошкой и Алешкой, и я не отрываясь смотрел в окно. Первое, что меня потрясло, – это теплый воздух, волной бивший в лицо. Не было и намека на промозглую английскую зиму. Нам мгновенно сделалось жарко, и мы сняли с себя легкие куртки, в которых в Англии промерзли бы до костей. Алешка и Антошка были в шортах и майках.

– Да, здесь как в Крыму! – воскликнула бабушка.

Потом я стал смотреть на машины. Каких только машин здесь не было – самых причудливых расцветок, форм и моделей. Они сверкали на солнце. Люди, которые в них ехали, были в белоснежных рубахах, местные их называют дишдаши. Еще в аэропорту я заметил, какие холеные и элегантные здесь мужчины, как от них вкусно пахнет французскими духами. Потом мне объяснили, что мужчины в Кувейте переодеваются по нескольку раз на дню. Слуги не успевают стирать горы дишдашей, поэтому прачечные и химчистки в Кувейте – очень прибыльный бизнес.

Мои наблюдения прервал Борька. Он проснулся и начал высовываться из своей клетки. На его удивленной морде было написано: «Где я?»

Увидев меня, он стал лизать мои руки и все норовил дотянуться языком до лица. Потом он увидел Антошку и Алешку, заерзал от радости и заскулил, что означало по-собачьи: «Радость-то какая!»

Мы проезжали по улице, по обеим сторонам которой стояли невысокие уютные дома, утопавшие в экзотической зелени. Перед одним из таких домов мы остановились. Нам навстречу выбежала молодая женщина – не то китаянка, не то кореянка, на самом же деле филиппинка, но это выяснилось позднее.

– Мама, Эдичка, познакомьтесь. Это Камилла, она работает у нас в доме прислугой, – сказала мама.

Камилла широко улыбалась, демонстрируя ряд безукоризненно белых зубов.

– Добро пожаловать, мадам, добро пожаловать, господин Эдуард, добро пожаловать, Борис, – повторяла и повторяла она.

– Мама, а мы что, вот здесь будем жить? – спросил я.

– Конечно, Эдичка. Проходи в дом.