Единственное желание. Книга 1

– Ладно, лисичка рыжая, для тебя спою! Только, не обессудь, как умею, так и того… Голосом Дух-Создатель не наделил.

И он хриплым баском завёл свою балладу:

В краю неблизком-недалёком,

За лесом, у большой реки

Жил в деревеньке, каких много

Один обычный дуралей.

Обижен дважды был судьбою

Несчастный дурень – спора нет:

Ума ему не дало небо,

К тому ж с рождения был он слеп.

Тут, к удивлению Анастасии, Эливерт, что плёлся рядом с телегой, почти не подгоняя уставшего от жары Ворона, начал негромко подпевать Ильхору. Вид у него был скучающий, понурый – со стороны казалось, что это вовсе и не он, а кто-то другой, невидимый, поёт.

Глаза синей небесной выси,

Румянец нежный на щеках,

И звонкий смех, как колокольчик,

Звучал в коралловых устах.

Но за красою ненаглядной,

За златом локонов льняных

Скрывался нрав гордячки вздорной

С жестоким сердцем ледяным…

И было ясно, что не пара

Слепой дурак красотке той.

Знать должен каждый своё место,

А не гоняться за мечтой!

Эливерт замолчал на полуслове, только слушал, задумчиво глядя вдаль…

Но тут уж заголосил Ильхор – пел он, в самом деле, не очень благозвучно, но старался изо всех сил. Баллада оказалась длинной, а финал печальным.

И помер старый дурень тот,

Слепой и бесполезный,

Не нажив вовсе ничего,

Как старый пёс облезлый.[1]

Песня смолкла. И тишина, накрывшая равнину, внезапно показалась Насте неестественно молчаливой.

– Ну? – хмыкнул Эливерт. – Разве не глупая песня? Дурацкая история про дурака!

Голос у него был раздражённый.

– Боюсь, эрр Ильхор, мне вы ничего не доказали! – вздохнув, добавил Наир. – Невозможно жить без стремления к чему-то лучшему, светлому!

– Согласна с тобой полностью! – кивнула Рыжая.

– Молодёжь… Упрямые, как… – купец бросил короткий взгляд на атамана и не стал договаривать. – Разве вас можно вразумить?

– Не можно и не нужно! – фыркнул Эл. – Я тебе так скажу, эрр купец – у каждого из нас своя судьба, своя радуга! Кому-то летать, а кому-то ползать. И, провалиться мне в Лидонское ущелье, хоть один из нас четверых да сумеет поймать свою радугу! И ненапрасным будет его путь! Но, своей воровской удачей могу побиться об заклад, не ты это будешь, эрр Ильхор, не ты. Ты так и будешь тащиться по пыльной дороге и не посмеешь взглянуть в Небеса. А я посмею! Я найду свою радугу!

– А мне и на земле неплохо, милорд атаман, – с фальшивой гордостью заявил купец.

– Ну и хрен с тобой! – Эл обернулся, слегка пришпорил жеребца так, что тот оживился, затанцевал. – Эй, Дэини, что-то от таких унылых баллад на душе паскудно становится, будто сидишь не в седле моего Ворона, а на лысой кочке посередь гнилого болота! Давай-ка нашу, удалую, заводи!

– Да запросто! – воскликнула Настя. – Ничего на свете лучше н-е-е-е-ту…

– Чем бродить друзьям по белу све-е-е-ту! – вдохновенно поддержал разбойник.

– Тем, кто дружен, не страшны тревоги! – подхватил Наир.

И вместе дружно гаркнули:

– Нам любые дороги дороги!

Ильхор поглядел на них со снисходительной ухмылкой, но ничего больше не сказал. Так они ехали дальше, и песня струилась вперёд, рассекая ветер, змеилась, как пыльная, растрескавшаяся на солнце ленточка дороги.

Наше счастье жить такой судьбою!

Наше счастье жить такой судьбо-о-ю![2]

[1] стихи автора

[2] Юрий Энтин

– А вот и постоялый двор «Почтенный эрр»! Теперь уже недалече до владений благословенной нашей миледи Лиэлид, – облегчённо вздохнул Ильхор, когда впереди у дороги показались крыши каких-то строений.

– Да, лошадям отдохнуть надо малость, – согласился Эливерт.

– Напоить их надо. Жара такая, что они скоро прокоптятся, как на углях, – закивал Наир.

– Да и нам, по правде сказать, не мешало бы горло смочить, – расправив плечи, добавил Эливерт. – Там у них знатный трактир имеется.

– Эл, а разве мы не торопимся? – слегка ироничным тоном поинтересовалась Анастасия.

– Да, поспешать надо! – спохватился купец. – Не то миледи Лиэлид гневаться будут.

– А что, мы рассиживаться будем, что ли? – хмыкнул атаман. – Так… Перекусим, отдохнём немного в тени, да лошадям воды свежей дадим, и снова в путь.

На том и порешили – свернули тут же все вместе с дороги к спасительному «оазису».

Постоялый двор напоминал небольшой хуторок: несколько непривлекательных с виду построек внушительного размера, сбоку прилепились какие-то сараи – наверное, конюшни. Всё это обнесено высоким тыном – ряд вертикальных столбиков переплетали тонкие, гибкие ветви.