– Выходит, Талвар и тебе сказал… – понимающе ухмыльнулся Кайл.
– Та-а-а-к! Талвар знает то, чего я не знаю? И от меня скрыл, негодник. Ох, я ему задам! – пообещала гневно домоправительница, вытирая руки.
– Не понимаю, – тряхнул головой Кайл. – Если он не говорил ничего… откуда ты знаешь, что это не я?
– Так значит, всё-таки не ты? – Шэрми села напротив, внимательно глядя в глаза, и юноша понял, что попался на давно известный трюк. – Я ничего не знаю, мальчик. Я сердце слушаю. Я растила тебя вот с таких лет. Сынок, ты бы скорее позволил себя убить тысячу раз! Ты никогда бы его не бросил. Я ни одному подлому слову этого Шеали не поверила. И как другие верят, в толк не возьму. Как миледи верит?! Сдаётся мне, знаю я, кто взаправду нашего хозяина сгубил… Так?
Кайл молчал, пристально изучая плавающие в чае лепестки земляники.
– Что там случилось на самом деле? На той проклятой охоте. Расскажи мне! Самому легче будет…
– Я не могу, – тихо ответил Кайл. – Не могу говорить об этом.
– Кайл, нельзя так! Ты же себя измучил! За что казнить себя, коли ты не виноват, а?
– Я его не сберёг! Я должен был рядом быть! Должен был предугадать! Все думают, моя проклятая кровь чудеса творит, а она молчала. Никаких предчувствий, никаких лэмаярских чудес! Ничего в душе не шепнуло даже: иди с ним, не оставляй, спаси!
– Этак каждый из нас может сказать – кровь милорда Ратура на моих руках, ведь я рядом с ним не стоял и вместо него не погиб. Как случилось это? Скажи!
– Я не могу, – снова упрямо повторил Кайл. – Я поклялся, что буду молчать.
– Ох, мужчины! Клятвы, обещания, честь… – вздохнула Шэрми. – Я тебе так скажу: в Бездну всю эту благородную чушь, если из-за этого столько жизней рушится!
***
Краски заката догорали на горизонте: алые отблески кутались в косматых облаках, золотые искорки гасли в студёных серебряных волнах.
Сегодня картина угасающего солнца поражала. Кайл, пробираясь меж памятных камней, по узкой тропе, занесённой снегом, то и дело возвращался глазами к этому огненному зареву. Хоть и думал он теперь вовсе не о красе заката, а о том, что делать дальше со своей жизнью.
Полукровке казалось, что здесь, рядом с могилой отца, спрятавшись от всего мира в неживую тишину погоста, он сумеет, наконец, разобраться с выпавшей на его долю странной судьбой.
Пришла пора что-то менять. Невозможно и дальше тянуть время, ждать, что всё само собой образуется.
Отвлечённый тёмными мыслями и яркой игрой вечернего света, он заметил Келэйю слишком поздно. Она стояла на коленях, закутавшись в серый плащ, отороченный беличьим мехом, будто один из множества недвижимых светлых памятных камней, запорошённых снегом.
Полукровка застыл, собираясь повернуть обратно к замку, но Кея уже услышала скрип снега. Обернулась на его шаги.
Впервые за долгое время одна, без Шеали. Возможно, она тоже искала покоя истерзанной душе в безмолвной и всё понимающей тишине погоста.
Кайл не собирался нарушать этот покой, но от неожиданности слегка растерялся, замялся и, развернувшись, вдруг услышал, как в спину долетело:
– Постой! Не уходи, прошу!
Миледи Эруарда поднялась с колен, отряхнула прилипшие к подолу снежинки.
Не веря в происходящее, Кайл подошёл к могиле Ратура, всё ещё опасаясь, что сейчас она просто поспешит удалиться сама и оставит его здесь.
Но Кея не уходила…
Впервые с похорон она была так близко и смотрела ему в лицо. Омытые слезами янтарные глаза, отражая огни заката, горели расплавленным золотом.
– Так дальше нельзя… Согласен? Мы ведь не можем всю жизнь молчать… О, Небеса! Это невыносимо!
Слезы струились по её щекам полноводными весенними ручьями.
– Кея!
Это действительно невыносимо!
Он прижал её к себе, обнимая за вздрагивающие плечи, слушая как её рыдания постепенно стихают, где-то у самого сердца. А она прятала лицо у него на груди, словно он мог её укрыть от всей несправедливости и подлости этого мира, словно он мог спасти её от той боли, что разрывала душу.
– Я с тобой, с тобой, – тихо шептал он сквозь собственные слёзы. – Милая моя, милая… У меня нет никого роднее и ближе! Прости меня, прости! Я так хочу, чтобы всё было как прежде! Кея – ты всё, что я у меня осталось!
Она отстранилась, отчаянно замотала головой.
– Ничего уже не будет так! Никогда! Я во всём виновата! Одна я. Мать Мира Милосердная, прости меня! Я всё думала – за что мне это? Я, вправду, не понимала. Теперь знаю. Кайл, я ведь предала вас обоих. Сначала тебя. Потом… его…
Кайл нахмурился: он совершенно не понимал, о чём говорит его