Единственное желание. Книга 2

Кайл знал, что давать волю рукам – последнее дело. Но иногда он чувствовал, как гнев, закипая внутри, выплёскивается наружу. В такие моменты он не умел себя сдержать, остановить. В такие мгновения он сначала бил, а потом уже понимал, что не стоило.

Шеали отлетел на несколько шагов, истошно взвыл, с трудом сумел подняться на колени. Обеими руками он зажимал разбитый нос и дико вопил. Кровь бежала сквозь сомкнутые пальцы, заливая одежду, снег, ближайшее надгробье.

– Зверь! Дикарь! Нос мне сломал! А-а-а-а… Келэйя! Я его убью, убью гадёныша!

Владетельная миледи Эруарда испуганно подскочила к мужу, пытаясь оторвать его руки от лица, чтобы оценить серьёзность ранения. Судя по обилию крови, досталось Шеали изрядно.

– Вставай! Осторожно… – Кея помогла бедняге подняться на ноги и с каменным лицом обернулась к Кайлу, испуганному собственной несдержанностью. – Как я устала от этих распрей! Мой муж прав – у каждого замка должен быть хозяин, и только один. Он – мой милорд, он – хозяин Эруарда. А ты… Уезжай отсюда! Я не желаю видеть тебя больше никогда. Ты теперь свободный человек, как того хотел мой отец. Ты свободен. Так живи, как сочтёшь правильным. Подальше отсюда. Я желаю тебе удачи! Но только не здесь. Я дам тебе денег на первое время. Ты можешь взять всё, что тебе нужно. И, разумеется, Хагдонна – это ведь твой конь. Прощай, Кайл! Жаль… но… так всем будет лучше. Я свой выбор давно сделала, и теперь уже ничего не исправить. Ничего. Я не могу простить тебя. Я никогда не смогу тебя простить! А ты, надеюсь, меня простить сможешь… когда-нибудь, много-много лет спустя…

***

Он покинул замок ещё до рассвета.

Утро выдалось морозным и пасмурным. Восходящее солнце утонуло в густом и плотном саване тяжёлых пепельно-серых туч. Они нависали над головой непроницаемые, гнетущие, равнодушные к судьбам людским и, казалось, цеплялись за высокие острые шпили башен. Северный ветер неторопливо гнал косматые обрывки их мрачной стаи на юг, сыпал в лицо колючими льдистыми песчинками снега.

«И меня ветер погонит прочь, как эти облака, – подумал Кайл. – Видно, сегодня нам по пути, небесные изгнанники?»

Замок ещё спал, и мир был окутан той глубокой, чистой, абсолютной тишиной, какая бывает лишь на рассвете, зимой, когда звуки и свет вязнут в серебристых туманах и мягком, пушистом, как лисий мех, покрове снега.

Он решил уехать прежде, чем взойдёт солнце, начнётся новый день, и жизнь в каменных лабиринтах Эруарда забурлит, забьёт ключом.

Следовало торопиться. Кое-кто из прислуги уже пробудился, ибо у многих были дела, не терпящие долгого лежания в тёпленькой постели.

Пока Кайл шёл к конюшне, заметил, как служанка, кутаясь в широкий пуховый платок, юркнула из кухни в курятник. Собаки, дремавшие под навесом, от холода сбившись в кучу, проснулись при звуке её шагов, подскочили, завиляли хвостами, а проводив её до сарая, уселись нестройной вереницей у неплотно прикрытой двери – дожидаться подачки, когда та пойдёт обратно.

Из кухни веяло тёплом – там уже вовсю трещала, поглощая хворост, прожорливая печь, и ветер принёс бархатный аромат свежеиспечённого хлеба, такой родной, надёжный, знакомый с детства. О, как его будет не доставать в чужих краях!

«Должно быть, Шэрми уже воркует над своей стряпней…»

Мысли проплывали в голове Кайла, как облака в небе – из ниоткуда в никуда. Просто сейчас ничто не ускользало от его взгляда, каждая мелочь казалась значимой и бесценной.

«Родимая Шэрми, интересно, застал ли тебя хоть один рассвет в твоей жизни спящей? Может, только в младенчестве. Всегда на ногах ещё до солнца, и позаботишься обо всех, чтоб сыты были, и слово доброе для каждого найдёшь. Мне будет не доставать твоих мудрых наставлений, твоего добродушного ворчания по утрам. Мне будет не доставать всего этого!» – мысленно добавил Кайл, и сердце сдавило таким горьким отчаянием, что дышать стало больно.

Он посмотрел на изукрашенные морозными узорами окна спальни, где почивала в этот ранний час миледи Келэйя, обнимая во сне супруга, и понял вдруг, что больше не может сделать ни шагу.

Эруард – был его домом, его сердцем, его душой. Эти суровые скалы стали его сутью, вросли в него, и, чтобы позабыть их, нужно вырвать всё это из памяти своей, часть своей души вырвать. Но Кайл знал, что всегда и везде, где бы он ни был, засыпая, он будет слышать голос Спящего моря в Поющем гроте, слышать его таинственный шёпот в безлунную ночь и гневный рёв в зимнее ненастье.

Хлёсткий порыв ветра ударил в лицо, острые льдинки снега резанули по глазам, и в тот же миг в память отчётливо врезался вчерашний вечер, слова Келэйи, ещё более холодные и жёсткие, чем этот студёный ветер.

– Нет пути назад! – вслух сказал себе Кайл, отгоняя глупые мысли зайти попрощаться к Шэрми, взять на дорожку её сказочный хрустящий горячий хлеб, потянуть немного время в надежде на чудо.

Он запахнулся в плащ поплотнее и решительно направился в конюшню.

Хагдонн не удивился раннему визиту юноши – не впервой было пускаться в путь ни свет ни заря. В этом замке вообще мало кто отличался склонностью к позднему сну.