Единственный шанс

– У меня память на лица фотографическая, – словоохотливо говорил Менков. – Японцы вроде все на одно лицо и коротышки, щеки сморщенные, как печеные яблочки, а «гусь» хоть и старый, да гладкий. Барин барином – и все тут…

Сомнений не оставалось, все сходилось один к одному. Горбатову еще при первой встрече показалось: он знает этого типа давно, с незапамятных времен. Вроде бы видел даже его. Может быть, на фотографии?.. Но самое странное: «приятель» старый, а судно другое? Что бы это значило? Похоже, человека этого магнитом притягивает район мыса Столбчатого… Все это не просто совпадение… Что дело тут нечистое, сомнений уже не оставалось. Шхуна пришла сюда с определенными намерениями. Чтобы узнать с какими, ее следует догнать. Догнать немедленно! И доставить на фильтрационный пункт. Там разберутся!

Горбатов взбежал по трапу на ходовой мостик и поспешно перевел рукоятки машинного телеграфа на «полный вперед».

– Держать на шхуну! – приказал рулевому.

– Отставить! – властно прозвучало за спиной. – Сбавить обороты. Идем к границе. Таков приказ. И там наше место. Надеюсь, не забыли?

Серые глаза Плужникова, отливавшие стальным блеском, впились в помощника. Отправив сигнальщика с поручением к боцману и оставшись с Горбатовым вдвоем, он коротко бросил:

– А теперь докладывайте!

Выслушал, ни разу не перебив. Потом неторопливо вытер слезившиеся от ветра глаза и сказал, что оснований для задержания шхуны не видит.

– А японец? Тот самый! – загорячился Михаил. – Он – не рыбак, я интуитивно чувствую…

– Спокойно, лейтенант, – перебил его Плужников. – Рыбак, а он ведь наверняка имеет безупречные документы, просто сменил место работы, потому и оказался на другой шхуне. Шпион, смею вас заверить, никогда не держит в кармане документов, подтверждающих, что он агент иностранной разведки. Вот и получается, что ваши факты не стоят выеденного яйца. Интуиция – полезное качество, но запомните, помощник, не главное в нашей службе. – Командир замолчал, взгляд его смягчился и, оттого что на впалых щеках пылал нездоровый румянец, показался даже печальным. – Я дал вам возможность действовать самостоятельно. Однако вы чуть не наделали ошибок. Сожалею, но не оправдали вы надежд. Так что не обессудьте!..

Кто прав!

Пограничные корабли стояли у пирса, выстроившись в ряд, словно на параде. Они почти соприкасались бортами, будто специально прижимались друг к другу. Так, по крайней мере, Горбатову всегда казалось, когда их корабль приходил в базу и, пришвартовавшись, почтительно замирал рядом с крупным соседом. В неподвижности судов, в их облике чувствовалось нетерпеливое ожидание и готовность. Развернутые носом к выходу в открытый океан, они словно только и ждали момента, чтобы ринуться вперед. Поданные с кормы сходни соединяли их с землей. Но связь эта воспринималась как нечто временное и непрочное. Она могла оборваться в любое мгновение. Стоит поступить приказу – и корабли сорвутся с места и устремятся вдаль, чтобы перекрыть границу. В этом, собственно, и состояло их предназначение.

Еще совсем недавно Михаил думал именно так. Это придавало особый смысл его делу, возвышало в собственных глазах. Но с некоторых пор, возвращаясь в базу, он уже не думал столь возвышенно, и чувства стали какими-то блеклыми, невыразительными. Михаил часто не знал, куда себя деть.

Вот и сегодня, оставшись на корабле дежурным офицером, он ощутил опустошенность, делал все как-то машинально, по инерции. Присмотрел за приборкой и погрузкой припасов, проверил службу наряда. Время, незаметно пролетающее в море, когда напряженная ходовая вахта почти не оставляет наедине с собственными мыслями, на стоянке резко замедлялось.

Наступал полдень, а с сопок, кольцом окружавших бухту, еще сползали остатки серого тумана. На антеннах и реях мачт повисли мутные капельки воды. В лучах выглянувшего из-за туч солнца они внезапно ожили, заискрились. И все вокруг тоже повеселело: домишки рыбацкого поселка, позеленевшие от водорослей высунувшиеся при отливе камни и даже бурый от ржавчины сторожевик, выкинутый на противоположный берег бухты.