Единственный свидетель

Кот с многообещающей кличкой Распутин (британский, черепаховый) с оглушительным мявом просился в сад. Александра Викторовна его воспитывала:

— Ты же прекрасно знаешь, что птичек в саду ловить нельзя, я этого не одобряю.

Распутин дал понять, что в сад просится по совершенно другому и очень спешному делу.

Александра Викторовна укоризненно вздохнула и подъехала в кресле к садовой двери. Распутин подошел к ней вплотную, заглянул в душу своими глазами, похожими на неграненые изумруды, хозяйка прихватила его за шкирку и надела на шею ошейник с колокольчиком:

— Вот теперь ты не сможешь подкрасться к птичкам незаметно, будешь вести себя прилично.

Кот разочарованно мурлыкнул и выскочил в сад. На столе зазвонил телефон. Строганова вытащила из кармана переносную трубку и поднесла ее к уху. Звонила миссис Гриффин из благотворительного фонда поддержки бездомных животных. Она благодарила миссис Строганофф за щедрый дар, сделанный обществу накануне, и приглашала на ежегодный праздник «день котенка». Миссис Строганофф сердечно поблагодарила за приглашение и обещала посетить праздник.

Не успела она убрать трубку, как телефон зазвонил снова.

— Да, я слушаю.

Звонивший назвался, но она и так узнала его — у нее была хорошая память на голоса, и она узнавала всех, кто на нее работал. Он спросил, должен ли он продолжать наблюдение за известной ей особой.

— Нет, снимайте наблюдение. Операция закончена, остальное меня не интересует.

Она убрала телефонную трубку в карман и подъехала в кресле к стеклянной двери в сад. Распутин крался в траве, а нахальная птичка смотрела на него с нескрываемым ехидством с верхней ветки отцветающего рододендрона.

Александра Викторовна перевела взгляд на большую фотографию сына, стоявшую в деревянной рамке на столе, и тихо сказала:

— Ну вот, Саша, не знаю, как ты к этому отнесся, но свое главное дело я закончила. Остались старухе кошечки-цветочки.., эх, сыночек…

* * *

Закончив все дела в банке, Лена почувствовала опустошенность. Ей некуда было идти, нечего делать, не с кем поговорить. Она ходила по Лондону — весенний город был необыкновенно хорош, сосредоточенные джентльмены в синем оккупировали Сити, нарядные толпы — Ковент-Гарден и Риджент-стрит… Лена вспоминала, как радостно было с мамой гулять по Парижу, и представляла, как хорошо было бы ей здесь, в Лондоне, с Александром. Но сейчас она не могла наслаждаться городом, ее угнетала тоска. Кроме одиночества и чувства утраты, ее угнетала и неопределенность ее положения. В России ее поджидали бандиты, здесь у нее не было никого и ничего. У нее были деньги, и очень большие, но даже документы были фальшивые.

Неожиданно Лена приняла решение поехать в Париж. Казалось, что в этом городе бесконечного праздника ее жизнь приобретет какой-то смысл, и еще хотелось побывать на родительской могиле.

Шенгенская виза в паспорте позволяла без труда совершить такую поездку, и Лена, расплатившись в гостинице, уже к вечеру шла по Трокадеро.

Но и здесь ее ожидания не оправдались. Негры-уборщики бастовали, город был по щиколотку завален мусором. Кроме того, в Париже было пасмурно и шел мелкий дождь (для парижского мая явление просто уникальное), и толпы парижан казались унылыми и бесцветными. Туристы бестолково роились у стеклянной пирамиды — входа в Лувр, чтобы пробежать там по залам, традиционно остановившись у статуи Ники и у Джоконды. Лена вспомнила, как она и тогда, в свой первый приезд в Париж, не могла понять, почему у Леонардо считается шедевром эта картина, где изображена некрасивая женщина с лицемерной улыбкой, к тому же, судя по желтому цвету лица, у нее явно больная печень.

Лена остановилась в недорогом отеле совсем рядом с галереей Лафайет, оставила вещи и поехала на русское кладбище Сен-Женевьев-де-Буа. У служителя возле ворот она спросила, где находится могила профессора Барташова. Тот очень заинтересовался, стал расспрашивать, кто она, кем приходится погибшему профессору. Лена отвечала уклончиво. Его интерес показался ей подозрительным. Служитель отвел ее к могиле, Лена дала ему щедрые чаевые и осталась одна.

На строгой гранитной плите были вырублены имена родителей. Лена положила на камень букет маминых любимых ирисов и особенно остро почувствовала свое одиночество. Она была совершенно одна и не представляла, что ей дальше делать. Поездка в Париж не помогла преодолеть одиночество.

Возвращаясь с кладбища на такси, Лена не заметила, что за ее машиной следует неприметный светло-серый «ситроен».

«Ситроен» следовал за ней до самого отеля, а когда она поднялась в номер, в отель вошел худощавый подтянутый мужчина средних лет и навел о ней справки у портье, подкрепив свои вопросы стофранковой купюрой.

Лена приняла душ, переоделась и отправилась пообедать в небольшое уютное кафе поблизости от гостиницы. Когда она села за столик, к ней подошел незнакомый мужчина и по-английски попросил разрешения присесть за стол. Лена не возражала. Незнакомец сел напротив, посмотрел на Лену долгим пристальным взглядом и сказал:

— Здравствуйте, Лена.