Эдуард Стрельцов

По обратной связи Эдик услышал отдалённо-знакомый голос:

— Из какого цеха? Кто?

Секретарша вопросительно посмотрела на Эдуарда.

— Из “Торпедо”, Стрельцов.

Секретарша повторила. Через несколько секунд из кабинета в приёмную буквально ворвался Аркадий Иванович Вольский и на виду у поражённой секретарши, ничего не знавшей ни о Стрельцове, ни о его нашумевшей истории, ни о том, откуда он накануне вернулся, “сгрёб в охапку” Эдика и утащил его в кабинет.

Из этой встречи, состоявшегося разговора понял Эдуард, что хозяин кабинета ему рад и по-прежнему принимает самое горячее участие в его судьбе. В заключение Аркадий Иванович сказал:

— Сейчас иди в отдел кадров. Тебя определят на работу в инструментальный цех. Потом иди в “Торпедо”. Там всё знаешь, учить не надо. Ждёт тебя руководство команды — Шебилов, Золотов, Хренов, ну и, конечно, ребята. Играть будешь пока за клуб, потом разберёмся.

Видимо, и сам Вольский не допускал мысли о том, как трудно и долго будет тянуться это — “разберёмся”».

Справедливости ради в том упомянутом предисловии Аркадий Иванович заметил, что «оформили Стрельцова в отдел технического контроля». Однако никакого разночтения нет: Эдуард потрудился и в инструменталке, и в ОТК. Важнее обратить внимание на краткую фразу Вольского: «Он вкалывал».

Чему, кажется, удивляться: Стрельцов на стройках коммунизма, спасибо советскому суду, уже целую пятилетку отмахал. А всё-таки на ЗИЛе для него — иной расклад.

Что скрывать, все большие советские спортсмены где-то числились. Рабочими — в том числе. При этом, понятно, Иванов со Стрельцовым значительно компетентнее смотрелись бы как слесари, нежели, например, майор Григорий Федотов в качестве командира подразделения. Но сейчас дело даже и не в квалификации.

В лихие 50-е Стрельцов хоть и не прятался никуда от поклонников с улицы Автозаводской, однако существовали неизбежные сборы, календарные игры чемпионата, выступления за сборную, которые были сопряжены с обязательными разъездами. Безусловно, в моменты его праздничного появления народ даром времени не терял. Соседа и земляка тащили на свадьбы и дни рождения, где он вроде как должен был «просто посидеть» как натуральный свадебный генерал — нового, социалистического общества. А одна девушка чуть не сутки провела у стрельцовских окон, чтобы заполучить кумира на проводы брата в армию — и добилась своего.

Однако то происходило в счастливые времена, когда он мог оказаться за одним столом даже с Е. А. Фурцевой. И каждый обрадованный им автозаводский житель понимал: это сегодня Эдик за «нашим столом». Завтра нужно опять приникать к репродукторам, чтобы услышать о настоящих подвигах добродушного увальня на футбольных полях планеты. Проще говоря, вся-то суть Стрельцова в том, что он всегда оставался тем, кем был, — и в малогабаритной кухне, и во время кремлёвского банкета. В этом, кстати, ещё одна причина недопонимания с Е. А. Фурцевой, действительно начинавшей ткачихой.

После отбытия срока и банкеты, и министры с фуршетами закономерно ушли в прошлое. Конечно, за малыми исключениями (вроде секретарши Вольского), никто из тружеников ЗИЛа не забыл: Эдуард — олимпийский чемпион, гордость страны и т. д. Но теперь у него иной статус. Настал момент, когда пришла пора доказывать, что ты вновь чего-то стоишь. Ныне «звезда» должна была спуститься вниз, умудриться не погаснуть и трудиться вместе со всеми так, чтобы вновь подняться и засиять уж навеки.

Наверное, ничего судьбоносного не произошло бы, если бы Стрельцов ошибся или недоработал. Но схалтурь он перед сослуживцами — и потерял бы их уважение. А главное — собственное уважение к себе. Ведь не так давно, по историческим меркам, они восхищались его искусством, и он, несмотря на глубинный демократизм, оставался избранным. Теперь надо было доказывать, что не зря. В сущности, тот же инструментальный цех и ОТК лишь могли подтвердить (и подтвердили): Эдуард Анатольевич был способен работать на крупном предприятии не хуже рядового сотрудника. Однако дар его распространялся выше и шире разных крыш и заборов.

Перейдём к подробностям. А. П. Нилин, пообещав читателю задержаться на «заводских буднях» Стрельцова, уделяет им два неравноценных абзаца. Начну со второго, он побольше:

«В ОТК он сначала тоже работал слесарем, делал то, чему его научили в позабытой жизни на “Фрезере”». (На «Фрезере», вынужден вмешаться, они занимались режущим инструментом. Что предопределяет работу сугубо на одном месте. А не то, о чём Александр Павлович сообщает далее с чрезмерной, на мой вкус, невозмутимостью). «Профессиональные водительские права он получил позднее, а поначалу на испытаниях сидел рядом с водителем. Машины брали с конвейера — Эдик вспоминал, что они испытывали грузовые модели: 130-ю и 157-ю, — разбирали их, рассматривали обнаруженные дефекты. Полигона на ЗИЛе тогда не было. Обычно уезжали в командировки, где и проводили испытания: столько-то ездили по асфальту, столько-то по булыжнику, столько-то по бездорожью».