Ее величество

– Мне любимая бабушка вдруг вспомнилась. Для каждого ребенка бабушка – особый человек. Пользуясь случаем, расскажу о ней. Я тогда у приёмных родителей жила. Так вот она говорила: «Запомни простое правило: нельзя долго горевать ни по какому поводу, даже оплакивая смерть любимого человека или ребенка. Заболеть можно. На всё воля Божья. Не гневи Его. Бог дал, Бог взял. Дальше живи и вспоминай о почившем всё только самое хорошее. Никогда ни на кого долго не злись. Не можешь справиться с обидой, говори себе: «Господи, прости их и меня». И места в сердце для обиды не будет. Если даже не веришь в Бога, все равно помогает. Не хочу обсуждать, есть Он или нет, но жить надо так, будто Бог есть, и без него ни волос с головы не упадёт, ни травинка не шевельнется. Береги, детка, себя, тебе ещё жить и жить. С теплом в душе и с букетом цветов в руках большого греха не совершить». Жалела она меня. Кто знает, может, даже по-своему любила. Я не во всем была с нею согласна, но прислушивалась к ее советам. Со мной всегда её косынка, её запах. Иногда так хочется хотя бы на один день вернуть бабушку обратно… – ностальгически вздохнула Жанна.

– Честь и хвала тебе за это, – фыркнула Инна. – Верьте да и откроётся вам… Небось твоя бабуся говорила, что сладострастие – согласие с дьяволом и оно смертный грех и что не пристало приличной девушке…

– Воздержись от сомнительных высказываний, не трогай память доброго человека. Не истолковывай превратно сожаления Жанны. Кому нужен твой безжалостный смех, твои вывернутые… издевки? – в который раз насилуя свою природную и приобретённую сдержанность, возмутилась Аня.

– Бабушки очень скоро не стало, – отвернувшись к стене, тихо сказала Жанна.

«Возлежит словно древнегреческий сфинкс в своей многовековой неподвижности. Всё ей до лампочки… С её-то первосортными мозгами и железными нервами…» – Инна злилась на свои слабые тормоза, но внутри себя выговаривала Лене. Так ей становилось легче.

– …Фёдор умел пудрить мозги, – сказала Аня. (Опять провоцирует продолжение разговора по причине стойкой бессонницы?)

– Федька?

– Может, он в душе Орфей. Красиво упаковывал любую, даже примитивную информацию. Наплести с три короба ему не составляло труда.

– Что так скромно? Вагон и маленькую тележку.

– Язык – некоторый интерфейс между космосом и людьми. Мозг разговаривает с нами «человеческим языком» через посредство…

– Не убедила ты меня, – перебила Жаннины «высокие материи» Инна. – Вернись на грешную землю. Я придерживаюсь на этот счет другого мнения.

– Нет, ты послушай, я о другом хочу рассказать. Человек молчит, а в мозгу его бывают такие мощные взрывы активности! Они выплескиваются наружу в виде биофизических волн. Их может «услышать» своим мозгом другой человек, который находится рядом или даже на большом расстоянии, но обязательно тот, который его любит. У меня много раз так получалось. Пойми, это так интересно! И подруга мне рассказывала, как сидела в кинотеатре с мужем, а в фильме главный герой переживал по поводу своего избыточного веса. И вдруг она услышала голос своего мужа: «Неужели Зина и правда меня любит? Она красивая, уверенная, а я такой толстый». Её муж на самом деле молчал и очень напряженно, буквально во все глаза следил за сюжетом фильма и страшно сопереживал главному герою, потому что видел в нем себя, неприлично тучного.

– Реальные сигналы мозга слишком слабы. Чтобы их услышать, необходимы усилители и устройства расшифровки сигналов, – не согласилась Аня.

– У них была прямая связь мозг-мозг, – рассердилась на непонимание Жанна. – Видно, не у многих людей есть такая способность. Она как умение предчувствовать, предугадывать.

Но Инна не слушает Жанну, свое доказывает:

– Досталось Эмме. Не раз проходила она «через святые иорданские воды очищения»…

– К чему нам сейчас опять эта твоя тоскливая исповедь? – остановила ее Лена.

– А теперь Эмма крупный специалист по депрессии. И вот вам финал: апофеоз трагедии. – Инна все-таки закончила высказывать свою мысль.

– Странное сочетание несочетаемых слов. Они полностью противоречат друг другу, – рассердилась Аня.

– Чудачка, существуют разные подходы к тому, что считать трагедией, а что комедией. К тому же трагедия бывает в мажоре и в миноре: допустим, искушение страстью и беды. О эти притчи с вечным сюжетом «любовь–измена». О эти захлестывающие эмоции! А тут такие вериги на шее – дети и принесение себя в жертву. Казалось бы, чего проще – развод. Наливай да пей. Так, кажется, мы говорили в прекрасные шестидесятые? Так нет же, надо страдать! Федька открыл Эмме портал в ад, и на счастье был поставлен жирный безоговорочный крест… Оно дало осечку.

– Что толку снова сокрушаться? Тормози, – попросила Аня.