Ее величество кошка

Коллективное сознание жаб включило в уравнение фактор риска для вида: большинство продолжает следовать привычным – убийственным – путем, а тем временем меньшинство прокладывает другой путь. Существование этой горстки несогласных, отвергающих путь предков, дает всему виду шанс на выживание.

Энциклопедия относительного и абсолютного знания. Том XII

23. Новые горизонты

Вы меня знаете – я не из тех, кто норовит прилечь, когда впереди долгий путь. Снова заняв позицию на правом плече Натали, я без устали подгоняю ее, побуждая забыть про нелепую хромоту и ускорить шаг. Неустанным мяуканьем я внушаю ей – вдруг хоть что-то поймет, – что от ее расторопности зависит выживание нашего маленького сообщества.

Когда она демонстрирует признаки усталости, я напоминаю ей об ответственности, кусая за мочку уха. Лично меня это взбесило бы и заставило поторапливаться.

Пифагор помалкивает. Знаю, он питает к людям куда больше уважения, чем я, – наверное, из-за Интернета, заставляющего его восхищаться этим видом. Он поднимает людей на пьедестал почета, в отличие от меня, имеющей серьезные сомнения на сей счет. Не станем забывать, что эти животные находятся у нас в услужении.

Давай-давай, не медли, вперед, служанка!

Пейзаж вокруг нас меняется, лес и распаханная равнина остались позади, теперь повсюду в основном поросшие травой холмики. Натали приходит на ум блажь забраться на одну такую естественную возвышенность. У меня нет других предложений, остается следовать за ней.

Вскоре мы замечаем построенные людьми дома. Чем они ближе, тем сильнее меня мучает недоброе предчувствие. Есть у меня способность предвидеть будущее, ей я и обязана, вероятно, моим положением предводительницы.

– Лучше туда не ходить, – говорю я Пифагору.

Но что взять с самцов? При всех своих впечатляющих талантах, которыми обязан «третьему глазу», он лишен той острой природной интуиции, которая отличает нас, женский пол.

– Ничего не поделаешь, мы не можем обойти стороной все эти дома. Где еще нам искать помощи? – возражает он.

Как я погляжу, принцип безумной жабы имеет свои недостатки.

С вершины очередного бугра Натали озирает окрестности. Отсюда видно гораздо лучше.

Натали и Пифагор совещаются при помощи смартфона, потом Пифагор говорит мне:

– Перед нами Версальский дворец.

– Что это такое?

– Самый большой и самый величественный дворец человеческих властелинов прошлого.

Натали достает из рюкзака бинокль. Согласно ее разъяснениям, с помощью этой штуки можно издали разглядеть, что происходит в этом поселении. Она долго смотрит в бинокль, потом достает еще один, поменьше.

– Это детский бинокль из покинутой жильцами квартиры на острове Сите. Она захватила его для нас, – говорит Пифагор.

Он сжимает инструмент лапами, подносит к глазам и застывает так надолго, что я начинаю нервничать.

– Там тьма крыс.

– Дай мне, я тоже хочу посмотреть! – нетерпеливо мяукаю я.

Я подношу круглые окошки к глазам, служанка вертит колесики – и происходит ужасное: я оказываюсь в самой гуще крысиного полчища!

У меня останавливается сердце. Я отрываю от глаз ужасный предмет и прячусь вместе с Натали и Пифагором за холмиком.

Раз – и я перенеслась прямо туда! Но как?

Я опять подношу к глазам бинокль, опять попадаю в гущу крыс, опять готова отшвырнуть гадкий предмет.

– Что это такое?!

– Не волнуйся, Бастет, это зрительная иллюзия. Тебе кажется, что ты совсем рядом с тем, за чем наблюдаешь, но на самом деле ты далеко, – успокаивает меня сиамец.

Я сглатываю. У людей не отнимешь их умение делать ловкими руками разные невероятные штуковины, секрет которых мы, кошки, должны любой ценой постигнуть.

Натали, понимая мою растерянность, гладит меня по голове и предлагает снова воспользоваться биноклем. Я делаю глубокий вдох и смотрю уже более спокойно.

Натали еще раз что-то подкручивает, и картина становится панорамной. Теперь я вижу Версальский дворец целиком. Так это его пленная крыса назвала большим домом? Да уж, поразительный размах!

Я сама настраиваю бинокль и различаю все детали, как будто подошла к дворцу вплотную: решетки, статуи, стены со скульптурами – и бесчисленных крыс, заполнивших весь первый этаж и двор.

Первое, что я выношу из своего наблюдения, – это что крыс теперь не тысячи и даже не десятки тысяч, а сотни тысяч. Второе открытие – их резко возросшая организованность. По центру двора торчит пирамида высотой несколько метров из круглых светлых камней с площадкой наверху.

Присмотревшись, я убеждаюсь, что пирамида сложена вовсе не из камней.

Не может быть!

Это же человеческие черепа! По моему позвоночнику пробегает дрожь.

Я силюсь прийти в себя и опять подношу бинокль к глазам, увеличивая изображение.

Вот и белый крысеныш, его тащат шестеро крыс. Все перед ними расступаются. Он лезет на гору из черепов и садится наверху.

Это он самый, Тамерлан.