Ее величество

– Федька не умел разглядеть изюминки в жене. Его не тянуло в идиллическое семейное болото. Он искал карнавала, фейерверков, прелести, новизны и не утруждал себя нравственными соображениями. А женщины это чувствовали и использовали его. Он торопился жить. Говорил: «Любовь на старость отложить нельзя». А Эмма отвечала ему: «У тебя не жизнь, а ожидание жизни и чего-то более важного в ней». Ох, эта пресловутая мечта…

– Ты молчишь многозначительнее и значимее, чем говоришь, – хихикнула Жанна. И тут же встретилась с глазами напрягшейся Лены.

Жанна понимала, что не совсем права, но ей хотелось хоть чем-то уколоть свою обидчицу. Она выжидала и не упускала малейшей возможности. Но Инна тоже умела не замечать необоснованные с ее точки зрения мнения и даже обоснованные.

– У кого из нас был талант превращения обычной жизни в праздник? Мы привыкли, чтобы нас развлекали. Если только у Вали. Она – редкостно солнечный человек, ее веселой энергии хватало на всё и всех. Мы же в основном трудяги, ломовые лошади. Тем лишь и ценны. Помню, Валя рассказывала: «Ногу на даче раздробила бревном, потом машину у нас угнали, еще не застрахованную, квартиру обокрали. Но рядом со мной любимый верный человек, и этого мне достаточно. Выплывем». Она обладала поразительным даром чувствовать себя счастливой. Не женщина, а девяносто килограммов оптимизма! Но даже Валю с ее, казалось бы, неиссякаемым оптимизмом, жизнь сломала, – вздохнула Аня.

– Угробила, – подтвердила Инна.

– Судьба человека – великая тайна, – задумчиво сказала Жанна.

– Ангелы, наверное, беспросветно глухи и слепы, если не слетелись на Валины и Эммины беды.

– Такова их интересная особенность и оригинальность – позволять людям вести себя неподобающе. Жена, любовницы – одно другому не помеха, – принялась поддразнивать Аню Инна.

– Отстань! Навязалась ты на мою голову! Федор – бес одержимый, вылетевший из седла и потерявший свои пределы. Его коснулся ангел зла.

– В моем понимании слова «ангел» и «зло» в одном ряду не стоят. Для меня с детства ангел – безгрешный носитель добра.

– Высокие человеческие чувства основываются на взаимопонимании, общности интересов, нежности в конце концов… – как по книге прочитала Аня. – А Федор вызывающе груб, бестактен. У чужой женщины его каждая мелочь восхищает, а за женой больших и важных дел не замечает. Помню, он с таким восторгом повторял примитивные фразы любовницы как самые умные.

– А всё потому, что она ему говорила то, что он хотел слышать, – объяснила Жанна.

– А я слушала и удивлялась его пьяной глупости. Мне хотелось посмотреть ему в трезвые глаза.

– Что ты там надеялась разглядеть? Совесть, стыд, сожаление? Он же никем не дорожит, ни за кого не тревожится. Взбалмошный, резкий, не признающий чужой правоты. Теперь, наверное, уже отъездился по командировкам и меньше находит приключений, – сказала Инна просто так, не ожидая ответа.

– Разве можно сравнить высокую жертвенную, пусть даже трагическую любовь Эммы с этим… шмыганьем от одной к другой? Сотворить такое с женой! Нет ему оправдания! Это же полная потеря лица! – снова закипела Аня. – Помню, Эмма жаловалась: «Я знаю, мир часто груб, грязен и порочен, но мне хотелось, чтобы хотя бы в моей семье ничего подобного не происходило. И вот видишь…»

«Тоже неплохо заливает. Но не с потолка же берет информацию? – недоверчиво слушала Жанна Аню. – Получается, Эмма не только Инне исповедовалась. Правда, уже после пятилетнего молчания, когда заболела… Понять можно. Такую тяжесть в душе носить… Иногда, чтобы не сойти с ума, требуется скорая помощь от того, кто оказался рядом».

– Подруга мне рассказывала: «Старается для меня старый муж, сына моего от первого брака растит, случается, что и белье мое нижнее стирает…»

– Принимала его любовь и помощь, а свою не торопилась демонстрировать? – не дослушав до конца, прервала Жанну Инна. Ее злая усмешка не ускользнула от присутствующих.

– «…А я убить его готова за то, что он ночью к стенке лицом отворачивается. Десять лет мучаюсь», – закончила преподносить жалобы подруги Жанна. – Ну, тут понятно: он ветеран, она на восемнадцать лет моложе, поэтому оставила его и за ровесника замуж пошла. Нянькой при старике не захотела быть. Пока он при деньгах был, не уходила, а как он вышел на пенсию, – так сразу и бросила.

– Стерва, – резко выразилась Аня.

– Она, может, была на грани срыва из-за его «нетрудоспособности», – не согласилась Инна. – И он тоже хорош, за молоденькой погнался. Взял бы себе ровню.

– Сама вспомни что-нибудь более веселое, – после легкой заминки попросила ее Жанна.

– Всегда пожалуйста. Про Вовку с иняза хочешь? Он бесстрашно семь раз шел под венец. И ведь каждый раз по великой любви. Говорил: «Я не могу быть любовником, я по натуре муж». Скольких детей оставил без отца! Осколки судеб…

– Грубо. Но они не в детдомах? Точнее определяй и вычленяй из всего многообразия жизненных моментов главные, – осадила Инну Жанна. Ее больно задело слово «осколки». Оно ей свое нестабильное детство напомнило.

– А почему женщины шли за Владимира? Медом был обмазан? – удивилась Аня.