Читаем Эффект безмолвия полностью

«И через четыре месяца уволена, по причине истечения срока контракта», – прочитал Алик и тут же сделал вывод: надоела.

Задрина ушла на радио, где правил Лучина, а через полгода, из-за соединения радио с телевидением, она вернулась переводом к Куплину.

«Опытная», – понял Алик.

***

Возвращенка

«Когда ушедшее зло возвращается с доброй улыбкой, никогда не отвечайте на эту улыбку – улыбкой, а берите хворостину и гоните улыбающееся зло прочь».


В маленьком нефтяном городе среди руководителей существовал негласный принцип: «не возвращать на работу уволившихся». И вот Задрина, ушедшая из телерадиокомпании в газету, которую содержала нефтяная компания, стояла перед Аликом, ожидая ответа на вопрос:

– Я хотела бы вернуться. У нефтяников невозможно работать.

Алик глядел на нее и думал. Более всего его смущало то, что в голосе просившейся назад Задриной не звучало и нотки сомнения, что ей могут отказать.

Власть над бессознательными предметами, вроде банки огурцов или пакета молока, куда легче для души, чем власть над людьми, всем своим видом, похожих по образу и подобию на тварей, которым должно содержать искру божью. И если Богу принято поклоняться, то можно ли угнетать, топтать его искры? Может их надо класть на ладонь, нести и восхищаться? Конечно, во многих случаях это, всего лишь, обманывающее зрение сходство между Богом и человеком, но жалость к себеподобным да и вообще ко всему живому посещала сердце Алика.

Поэтому он принял назад Задрину, надеясь, что она тоже имеет комплекс человеколюбия, а, значит, и способность к благодарности, которую она непременно проявит когда-нибудь. Ах, если бы он тогда сразу, перед тем, как принимать на работу, внимательно оценил ее трудовую книжку…

Задрина вошла неожиданно, так что Алик едва успел спрятать ее трудовую среди бумаг, лежавших на столе.

– Вот вам подарок от нефтяников, – самым милым тоном произнесла она, подошла и положила на стол каледарик на следующий год.

Подобной доброты и вежливости Задрина никогда себе не позволяла, поэтому Алик удивленно спросил:

– Спасибо, но в честь чего?

– Нефтяники пригласили на торжество по поводу рождения десятитысячного ребенка, – сказала Задрина, демонстрируя служебную озабоченность. – Только что со съемки. Сейчас пойду кадровать.

ДЕСЯТИТЫСЯЧНЫЙ

«Власть свободна при несвободе подвластных».


Если кто-то думает, что стоит родиться десятитысячным по точному божественному счету и этого будет достаточно, чтобы стать десятитысячным по счету человеческому, то он очень ошибается.

– Не каждый может стать десятитысячным! – объявила Сирова, заместитель Хамовского, главы маленького нефтяного города, на собрании узкого круга руководителей. – Мы не можем допустить, чтобы символом рождаемости и успешности стал ребенок какой-нибудь безработной или непутевой женщины, а если там муж,… а если там другие дети… Нет! Тут надо с умом.

– Большого ума тут не надо. Роженицы не сразу регистрируют детей. Пока соберутся, пока придут. Тут есть люфт, – подсказала Струганкова, заведующая ЗАГСом.

– А при чем тут регистрация? – спросила Сирова.

– Официальный подсчет новорожденных ведется не в родильном отделении, а в ЗАГСе. Тогда у новорожденных появляется имя, фамилия, отчество, и что самое главное – порядковый номер, – сообщила Струганкова.

– Сколько сейчас незарегистрированных? – поняла Сирова.

– Двадцать пять, – сообщила Струганкова, – десятитысячный уже родился, но еще не зарегистрировался. Надо быстрее решать, кого из состоявшихся матерей или тех, кто вот-вот должен родить, мы можем считать родительницей десятитысячного.

– Давайте обсудим кандидатуры, – удовлетворенно согласилась Сирова. – Как вы считаете, Галина Леопольдовна, какой должна быть семья десятитысячного?

Заведующая управлением социальной защиты населения маленького нефтяного города Скрипова, которая, исполняй она роль груши на дереве, давно бы сорвалась с ветки и разбила свою рыхлую мякоть в лепешку, держалась за должность цепко. Большие роговые очки на ее крупном лице поблескивали, словно вражеские бинокли. Строгая прическа в стиле крепкой помещицы не допускала вольнодумия. Ее монотонная и многословная речь усыпляла и раздражала даже Хамовского.

– Безусловно, десятитысячный должен быть не первым ребенком в семье, иначе глава не поймет – у него сами знаете – пятеро, – высказала пожелание Скрипова.

– Согласна, – кивнула головой Сирова и поощряющее улыбнулась. – Что еще? Вера Павловна.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Семь колодцев
Семь колодцев

Самая потрясающая и самая возмутительная книга Дмитрия Стародубцева в авторском стиле «парадоксальной прозы». Блестяще написанная и необыкновенно смешная. Это жутко интересная притча о новых русских, о сумасшедших деньгах, о «страсти плоти, которая движет человечеством» и об «удушливом похмелье». Виртуозно рассказанная история о самых разных «клоунах», а еще о короле клоунов алкоголике Вовочке — человеке, «Бегущем от Реальности» и о загадочном Никробрил-продукте.Главный герой — разочарованный и скучающий индивидуум, сполна вкусивший этот мир, «одинокий сексоголик» и «обаятельный монстр». Он и себя признает клоуном, «Плачущим Клоуном». Подвергая тщательному анализу миазмы разлагающегося общества, но при этом оставаясь нестерпимо страдающим романтиком, он в конце концов с пронзительной тоской констатирует: «Не от Луки эта жизнь, а по меньшей мере от Лукавого!»

Дмитрий Стародубцев

Юмор / Юмористическая проза