Эффект безмолвия

– При этом я не наказал тебя за срыв договоров по бензину и за протекающую крышу телецентра, а все сделал сам, – напомнил Алик.

Задрин опять закивал головой, ссутулился как фонарь над дорогой, но в глазах его по-прежнему читался вопрос: «хочу денег, раз ты супругу обидел».

– И еще одно Георгий, я не хотел бы, чтобы твои отношения с женой как-то отражались на работе и на твоих отношениях со мной, – прямо сказал Алик. – Ты же пришел сюда, потому что жена пожаловалась?

– Не без этого, – согласился Задрин.

– По твоему вопросу я подумаю, а в мои отношения с журналистами ты не вмешивайся, – сказал Алик. – Твоя жена значительно не выполнила план работы на месяц, и я не могу дать ей зарплату, которую получает тот, кто выполняет план.

– Но она сможет получать как все? – спросил Задрин.

– Как только выполнит план, – заверил Алик.

– Ну ладно, тогда все, – сказал Задрин и вышел за дверь.

Уход просящего сродни утреннему облегчению. Алик не любил, когда проверяли его карман, просящим ли взглядом, протянутой ладошкой или откровенной просьбой. Подаешь одному – подай всем.

Несовершенство человека велико. Кто мы такие, чтобы судить и выбирать из просящих более достойного подаяния? Мир просящих велик. Личного счастья не хватит, чтобы осчастливить всех, можно только увеличить несправедливость. Личное счастье одного просящего обернется личным несчастием других, желающих подаяния и знающих, что одному уже подали.

Положительное к себе отношение, оправдание всех своих действий – как сложно от этого избавиться. И нужно ли это, если мир распадается на множество картин, равное множеству глаз? Имеет значение только то, чья картина мира симпатична аудитории. О какой истине мы спорим?

Алик откинулся на спинку старого кожаного начальственного кресла и задумался: «Несомненно, Задрин узнал о доплате Павшина от самого Павшина. Они же друзья и пьют вместе, даже семьями. Ну, и дурак этот Павшин. Знал, что не умен, но не настолько же. И, конечно, это произошло в «Юности комсомола», когда коллектив встречал Новый год, не приглашая главного редактора, то есть меня…»

***

Счастье тесного круга

«Муха бросается на экран телевизора не от любви к его образам, а от инстинктивного стремления к свету и теплу».

Прокуренный тамбур «Юности комсомола» весело принимал гостей. Его выложенные мраморной плиткой и скользкие от мороза полы заставляли посетителей танцевать в свете подслеповатой одинокой лампочки еще до первой рюмки. Старт танцам давала оледеневшая металлическая решетка, служившая летом очистке подошв. На ней посетители ресторана порой поскальзывались так, что ноги взлетали выше головы, но даже, когда природа сносит города, то не извиняется.

Дамы в норковых шубах со сломанными каблуками на зимних сапогах катились на спине иной раз прямо к гардеробу, покрикивая на ходу залихватское:

– О-о-ох!!!

Сотрудники телерадиокомпании заходили в «Юность комсомола» со стороны отдельного зала для небольших компаний. Там за безопасным входом горел красками закусок праздничный стол, зал освещала музыка, шум предновогодних бесед прерывался импозантными тостами.

– Сегодня, когда главвред не может запретить нам веселье, я хочу выпить бокал за всех нас, за талантливых ребят, составляющих основу информационного вещания города, – примерно так исполнил свой первый тост Павшин.

Талант журналистов маленького нефтяного города заключался в точном приготовлении информационных блюд по вкусам власти, о чем говорили благодарственные письма и почетные грамоты Хамовского, грамоты и дипломы от структур, репутация которых зависела от положительных сюжетов.

Журналисты соревновались не в совершенствовании мастерства в творческих направлениях, выгодных населению, а в направлениях, выгодных власти, которая объявляла конкурсы, загоняя журналистов в стойла освещения выгодных тематик, например: «Урал промышленный – Урал полярный», или «Моя милиция меня бережет»…

Приглушенный звон наполненного стекла возвестил о единодушии, а если не о единодушии, так о желании выпить. Работал принцип праздника: слово-алкоголь-слово. К этому коктейлю иногда добавляются танцы, драки, любовь.

Когда Задрин и Павшин решили поговорить по душам, разум большинства собравшихся за столом стал схож с ледовым катком, на котором катаются инстинкты. Мысли внутри голов покатились, как дамы на входе в «Юность комсомола».

– Никто не вечен за рулем! – громко сказал Павшин, резко мотнув головой, словно сбрасывая туман с глаз. – Увидишь, скоро я стану редактором.

– А кто сомневается? – хитро прищурился Задрин. – Алик уже задрал. Следит, вынюхивает, не доверяет. Я честно работаю, а он: где, да что делаю? Какое его дело?

– Он больной, – определил Павшин, налегая грудью на стол, – я точно знаю. В телевидении без году неделя, а все туда же – учить. Золотое перо! Пусть его в зад вставит и летит. Деньги только хапает.

– Денег он немало срывает, – согласился Задрин, смакуя каждый звук. – Интересно, какова у него зарплата?