Эффект безмолвия

Алик присел возле воды и принялся чинить удочку. Занятие полностью поглотило его, как вдруг он ощутил удар в спину тупой крокодильей мордой. Крокодил, воспользовавшись его занятостью, незаметно зашел сзади. Сердце у Алика не выскочило наружу только потому, что его не выпустили сомкнувшиеся зубы…

РЕШЕНИЕ ПРИХОДИТ САМО

«Кровососы тоже приносят пользу, если их правильно употреблять».

Спустя месяц Задрина имела пять замечаний и два выговора, достаточных для увольнения. «Но она обратится в суд, – размышлял Алик, – а законы применяют реальные люди. У меня с ними были конфликты, а память умирает с человеком. Они же живут и судят».

Иногда решение задачи похоже на попытку проникнуть в собственную квартиру через балкон, форточку, как угодно, но не через дверь. В результате – путь к истине становится долгим, нервным, часто безуспешным, а иногда и опасным. Все ж чурбан легче разрубить топором, чем кидать его об стену в надежде, что тот развалится от удара.

Задрину могли оправдать при любом количестве нарушений. Алик осознал, что зря потратил время и сам спровоцировал бунт. Осознание происшедшего остро пронзило его, он вспомнил… и тут же вызвал Бухрим:

– Ольга Николаевна, Задрина вроде принята на время отпуска по уходу за ребенком?

– Да, на время отпуска Гиматуллиной, – ответила Бухрим и вышла.

Алик сидел в кабинете, раздумывая на эту тему, как вдруг в коридоре услышал знакомый голос, ее самой – Гиматуллиной.

Судьба подсказывает верные шаги, надо только переставлять ноги. Как не поверить в эту мистическую истину? Алик выскочил в коридор, придав себе дружелюбно-милый облик. И точно рядом с секретаршей сидела она.

– Привет, – сказал Алик, – дома не сидится?

– Пришла справку взять, – уставшим голосом ответила Гиматуллина.

Выглядела она хорошо, если не считать излишней бледности на лице.

– Как дети? – осведомился Алик.

– Кошмар, – спокойно ответила Гиматуллина. – Не знаю куда деваться. Всех надо обслужить, накормить.

– На работу не думаешь выходить? – спросил Алик, посчитав, что расспросов о личном уже достаточно.

– Еще не думала, – ответила Гиматуллина, и в ее взгляде мелькнула радостная надежда.

Этот маячок далекого берега не остался незамеченным.

– Так выходи, заодно и на отпуск заработаешь, лето-то близко, – Алик опять вложил в свой интерес долю участия и понимания, но на этот раз настолько импульсивно, что сам удивился себе.

– Надо подумать, – попросила Гиматуллина, обрадовавшись, – я посовещаюсь с мужем.

– Хорошо, буду ждать, – согласился Алик и ушел к себе в кабинет, в значительно более приподнятом настроении, чем тогда, когда выходил…

Все, что правильно, происходит легко и непринужденно, словно смена времен года и погоды. Спустя короткое время в кабинет вошла секретарша и, не скрывая радости, сообщила:

– Оксана готова, будет просить маму последить за детьми.

Бухрим к этому времени была уже измучена отправкой и подготовкой документов по запросам прокуратуры, адвоката Задриной, по личным заявлениям Задриной, и даже по запросу заместителя губернатора. Ее радость была понятна.

Трудовой конфликт напоминал ядерную реакцию, где из-за микроскопических конфликтов разрушаются реальные строения и страдают живые люди.

«На имидж работает, чтобы напакостить, а не для того, чтобы вернуть деньги. Чтобы вернуть деньги, не нужны ни заместитель губернатора, ни прокуратура, достаточно только адвоката и судебного решения», – размышлял Алик, анализируя то, что делала Задрина.

Даже Вера Пальчинкова боялась говорить у него в кабинете, потому что муж Задриной работал на телевидении заместителем по техническим вопросам и вполне мог установить прослушивающую аппаратуру.

– Все копится, как снежный ком, – охала Пальчинкова, когда Алик заехал к ней на радио, – они поднимают внутри бучу, а снаружи многие руководители тебя не любят.

– Ну и что дальше? – спросил Алик. – Меня не надо любить, со мной требуется работать. Снимать с должности меня не за что, а сам я не уйду. В моих руках власть, и я выстрою организацию, как хочу. Пусть Задрина суетится, она бесплатно отрабатывает на меня, показывая слабые места. Что ты беспокоишься?

– Это же нервов стоит, – ответила Пальчинкова. – Я захожу к ним, а они меня спрашивают: ты с ним, или с нами? Задрина говорит: «смотрите, он телевидение в концлагерь превратил». Я говорю: «Юля, есть понятие дисциплины».

– Вера, забудь об этом, просто исполняй свои обязанности, – сказал Алик.

Пальчинкова могла только охать и ахать, просить денег, преувеличивать свои заслуги и рассказывать о происходящем Клизмовичу.

Пупик тоже посматривала на Алика с любопытством, выжидательно. Даже водитель Алика, худощавый украинец Василий, требовал очевидных действий против бунтовщицы:

– Правильно вы их зажимаете. Они не работали нигде, вот и кричат. Смотрите, молодые, которых вы приняли, спокойно трудятся, а выступают только старики, привыкшие при старом редакторе пить водку и приходить на работу, когда вздумается.