Эффект безмолвия

А тут на глазах у всего города человек разрушал свое настоящее, сытое и привольное настоящее, за которое каждый нормальный житель маленького нефтяного города ползал бы на коленях, молил бы о пощаде, славил бы своего благодетеля, как это делали сейчас журналисты маленького нефтяного города…

Затем журналистам телерадиокомпании показалось мало скупых отказов, и они принесли объяснительные, в которых обвинили его – Алика, человека, за которого им надо было хвататься и подтягиваться вверх, в надежде превзойти, – в том, что он может передернуть факты, монтажно исказить материал, что он человек бесчестный и бесстыдный.

«Возможно, они тоже правы, – раздумывал Алик. – Можем ли мы что-нибудь вещать, если даже самый очевидный факт в устах любого человека приобретает характер его мировоззрения и становится лишь мнением. Так СМИ и надо позиционировать, чтобы избежать заведомого обмана аудитории, но пропагандистам выгодно, чтобы СМИ по- прежнему воспринимались как «Правда», или «Новости», или «Известия», или «Время», а не «взгляды плохообученных детей на жизнь сквозь узкий сектор объектива и собственного мозга».

ДАЛЬНЕИШЕЕ ИЗУЧЕНИЕ СИТУАЦИИ

«Подмена эксплуатации тел эксплуатацией чувств, приносит куда более ощутимые результаты».

«Мартини» пьянило медленными прохладными глотками. Тишину за окном нарушали резкий скрип морозного снега, сминаемого неизвестными ботинками, и рокот внезапно возникающих и затихающих в отдалении моторов. Уныние заоконного вида разрушалось лишь тремя соснами, чудом уцелевшими во время строительства микрорайона.

Рядом с Аликом не было никого, кроме его жены Марины, исполнявшей одновременно роль подруги. Он был одинок. Очень одинок. Одинок настолько, что дни рождения отмечал, расставляя на столе фотографии своих родственников. И возможно, именно в одиночестве, в этом сумасшедшем одиночестве, он копал себя настолько глубоко, рвал себя настолько безжалостно в поисках умного собеседника, что иной раз наталкивался на интересные мысли. Так и сейчас простой, смывающий жизненную горечь, глоток «Мартини», проходил сквозь него, как поток воды сквозь сито золотоискателя, и вымывал золотинки.

«Чем меньше возможностей для применения мысли, тем скуднее сама мысль, тем меньше красок в ней, – раздумывал Алик, глядя на примитивные пятиэтажки,

созданные не для души, а для утоления потребностей тела, причем самых примитивных потребностей. – Мысль обогащается от применения. Чем больше мыслишь на разные темы, тем больше обогащаешь себя вытяжками из предметов размышления, которые, собираясь в единое целое, становятся платформой для дальнейшего развития. Мыслить глубоко, можно только мысля регулярно. Иначе шахта поиска обрушится, засыплется, исчезнет. Как пчелы собирают частицы нектара из цветов, а потом создают медовые соты, так и внимание человека переносит из внешнего мира в мир внутренний нектар от предметов размышления и если быть неутомимым, как пчела, то обязательно придет время снимать урожай…».

Алик открыл сотовый телефон «Nokia E90», который считал своим мининоутбуком и всегда держал под рукой, и наткнулся на фразу, которую он написал еще три года назад, загорая на диком лазаревском пляже:

«Свобода редактора от учредителя ограничена финансовыми ожиданиями коллектива. И даже, если редактор будет оправдывать ограничение финансирования борьбой за справедливость, закон и порядок, журналисты его вряд ли поддержат в этих вполне соответствующих чаяниям народа начинаниях».

«И ты это знал, – подумал Алик. – Но не только реальное ограничение доходов приводит к панике, к панике приводит даже мысль о потере доходов.».

***

В газете маленького нефтяного города вышла статья, обливающая Алика грязью, под названием: «Открытое письмо главе маленького нефтяного города Хамовскому». Все недостатки медицины маленького нефтяного города, показанные Аликом жителям города, авторы этого письма умело объяснили неадекватностью журналиста, его личной неприязнью к Прислужкову.

«По принципу – сам дурак», – оценил этот ход Алик.

Далее авторы открытого письма усмотрели в перечислении недостатков медицины оскорбление всех врачей, медсестер и санитарок.

«Увели внимание от реальных проблем и привлекли на свою сторону как можно больше сторонников», – мысленно прокомментировал Алик.

Ближе к середине письма его авторы недостатки медицины уже переквалифицировали в искажение фактов и предоставление заведомо ложной информации. А за серединой письма, реальные проблемы медицины переросли уже в умышленный обман телезрителей.

«Нагнетают истерию среди моих противников», – согласился Алик.

Последняя треть письма содержала оценку Алика, как журналиста: «хулиган», «оскорбил», «выгодно смонтировал материал, вырезав из него то, что ему выгодно».

«Да я ж вырезал только оскорбление своей жены Прислужковым – но все в контекст», – огорченно согласился Алик.