Эффект безмолвия

– У него нет не только высшего образования, но и десятилетки, он техник, а не журналист и ни одной заметки не написал. Он безграмотный интриган. О чем вы говорите?

– Ну, а Публяшникова? – поморщившись спросил Клизмович.

– Она, конечно, журналистка, хотя и без образования, но очень ленивая, не имеет ни одного успеха ни в одном конкурсе, а в моральном смысле – типичная потаскуха, – опять честно признался Алик.

– На собрании предлагали в качестве главного редактора Пальчинкову, – сообщил Клизмович, следя за реакцией Алика. – Она и сама звонила, спрашивала про работу, но вся беда в том, что приехать – не может. Там у нее ребенок учится. Да и уехала она отсюда по состоянию здоровья.

– Ну, ищите редактора, – пожелал Алик и распрощался с председателем, а сам подумал:

«Я еще не уволен, да и буду ли увольняться – еще не решил, а они уже суетятся. Да и Веру я не зря подозревал. Она бы и оказалась на моей должности, если бы не случайности».

Алик перешел в соседний кабинет, где находилась заместитель Клизмовича – еще одна онкологическая больная Крайнего Севера – Наталья Кускова, правда, об этой ее болезни напоминал только вечно не меняющийся парик.

Взгляд Кусковой сквозь узкий разрез ее глаз не грел и не холодил, он не нес ничего, кроме безрадостного будущего.

– Вы член комиссии по моей проблеме, поэтому я к вам, – сообщил Алик. – Есть ли какие-то выводы?

– У меня никаких выводов, комиссия ни разу не собиралась, – мягко, но с трудом ответила Кускова, излучая кротость и объективность. – Я выскажу свое мнение только, когда сама все изучу.

В мире столько богов, божков и богоподобных созданий с кроткими, добродушными лицами, проповедующими истины, претендующие на объективность, что сложно удержаться, чтобы не поверить кому-то из них. Истина, как фрукт. Ешьте любой фрукт и будьте довольны. Каждый зрелый фрукт предназначен для счастья. Найди свой вкус среди многих, найди вкус на каждый день и под определенное настроение. Вот она цена истины человеческой – сиюминутность.

ВЫДВОРЕНИЕ

«Если ваши идеалы не вызывают у кого-то восхищения, не злословьте и не упрекайте, помните: если человек не видит вашего Солнца, он проживает в другой системе. В той системе тоже есть идеалы и свое Солнце, но для вас они такие же мелкие звездочки на небосводе, как и для постороннего ваше Солнце».

Размышляя, Алик пешком добрался до редакции телерадиокомпании и по привычке пошел к своему бывшему начальственному кабинету. Он был открыт! Что ж, открывая рот для поглощения, оглянись, может, ты сам находишься в чьем-то рту, готовом тебя поглотить.

В открытом кабинете главного редактора телерадиокомпании маленького нефтяного города сидели Публяшникова, монтажер Пискин, новый оператор Мухтареев, завхоз Фазанова. Задрин прохаживался, как Наполеон у французского бородинского штаба. Публяшникова составляла протокол изъятых вещей. Мухтареев лениво на все посматривал, как и сам Пискин. На полу стояла объемная коробка из-под компьютерного монитора.

«Враг перешел к активным действиям», – понял Алик и спросил:

– Где мои личные вещи?

– В этой коробке, – сказал Задрин и указал на коробку из-под компьютерного монитора.

– Но там же дубленка, шапка, – все помялось, – напомнил Алик.

– Ничего, – ответила Публяшникова. – Придете домой, разгладите.

– Как разглажу? – Алик поначалу не понял смысла слов, но спустя мгновенье сообразил: с ним рассчитывались за увольнение Задриной, вещи которой он приказал убрать с рабочего места и запаковать примерно таким же образом.

Он вышел в секретариат и вызвал милицию.

Через короткое время пришел участковый – крепкий, но заметно разъевшийся усатый татарин. Его круглое лицо выражало недовольство.

– Я хотел бы, чтобы изъятие моих личных вещей проходило в вашем присутствии, – сказал Алик. – Мои вещи побросали в коробку, неизвестно, что еще там лежит и все ли.

– А зачем вам мое присутствие? – спросил участковый. – Так всегда делается, когда человек умирает. Вещи умершего складывают в пакет или еще куда-нибудь, и передают близким.

– Но я еще жив, – возразил Алик. – Это мой кабинет, он был опечатан, потом печати исчезли. Могло что-то пропасть.

– Что-то пропало? – спросил участковый.

– Не знаю, – ответил Алик и внезапно понял, что не готов ложно обвинять Задрина в пропаже телекамеры и видеоплеера, не готов уподобляться своим обидчикам и притеснителям. Он мог сломать сам себя. Все это было как-то гадко и мелко. Он осознал, что взятые вещи не помогут ему в будущем. Это не тот конфликт, в котором надо размениваться на деньги. Кроме того, телекамера слишком велика и тяжела для использования в поездках, а видеоплеер уже устарел. Могло начаться следствие, а ему лишние суды сейчас ни к чему. Надо благодарить своих недоброжелателей, что наркотики, хотя бы, не подбросили.