«Стоило бы помыть», – не успела подумать она, как уже водила тряпкой по полу и тут на светлом линолеуме заметила тараканьи ножки. Ее глаз, привыкший к определенному мусору, состоявшему обычно из хлебных крошек, пыли, волос, кристалликов сахара,… сразу выхватил их.
Все тараканьи ножки лежали в одном месте. Их явно оторвали. Тревожное предчувствие заползло в ее сердце.
– Тимка, иди сюда! – крикнула Людмила.
Тимка зашел на кухню и глянул на маму честным вопрошающим взглядом.
– Ты что сделал с тараканом? – спросила Людмила.
– Съел, – виновато ответил Тимка.
Людмила на мгновенье задохнулась.
– Как, съел? – не веря в происшедшее, произнесла она.
– Как вчера в фильме, – ответил Тимка, – они же тоже их ели.
– Зачем? – спросила Людмила.
– Я тоже хочу быть сильным и летать, – ответил Тимка.
– Боже мой, это просто кино, – вскрикнула Людмила, – иди ко мне.
Тимка подошел к матери. Людмила изо всех сил прижала его к себе.
– Это просто кино, такого на самом деле не бывает, – повторяла она.
Тимка слышал ее, но не понимал.
– Тимка, не делай больше так, – обеспокоенно попросила Людмила, – они грязные, можно заболеть.
– Хорошо, мама, – ответил Тимка просто потому, что так отвечают родителям все дети, стремящиеся их успокоить.
И действительно, больше он впрямую тараканов не ел, потому что обещал, но место, откуда пришли тараканы, по-прежнему ежедневно собирало вокруг себя всю семью.
ОСОЗНАНИЕ
Алик завершил рассказ и внезапно обрел слух.
– Трагическая история, – иронично произнесла Публяшникова, проходившая мимо по коридору за спиной Алика.
– Угу, – ехидно поддакнул монтажер Пискин, создание тусклое, но высокое, похожее на серую церковную свечу.
«Это обо мне», – понял Алик и развернул оранжевое кресло, на котором он сидел, так, чтобы видеть не только входную дверь в телерадиокомпанию, но и коридор телерадиокомпании, комнату завхоза, стеклянную дверь в административный отсек, лестницу на второй этаж телевидения и курилку, и в течение получаса был поражен открытием. Весь коллектив телерадиокомпании маленького нефтяного города маялся от безделья!
Публяшникова, работавшая и корреспоненткой и телеведущей, ходила по редакции туда-сюда, туда-сюда… Она ходила то медленно, создавая впечатление вдумчивости, и тогда шаг ее напоминал шаг старухи, то быстро, и тогда где-то в глубине телерадиокомпании раздавался ее голос, в котором звучали властные нотки. Именно это хождение и было главной деятельностью Публяшниковой, а не создание текстов или сценарных планов, потому что ходила она, почти не переставая…
Водитель Быкяев влюблено таскался по коридорам телерадиокомпании за развратно улыбавшейся корреспонденткой Аказяновой то в курилку, то из нее. Быкяев был женат и имел трех детей. Иногда он уходил к жене. Там происходил очередной скандал, и он бежал к Аказяновой.
Алик вспомнил его круглое лицо, украшенное безумными глазами, которое он увидел, откликнувшись поздно вечером на стук в дверь своего гостиничного номера, будучи в командировке в Ханты- Мансийске, куда его возил Быкяев.
– Займите, пожалуйста, денег на проститутку, – попросил Быкяев, с трудом выговаривая слова от опьянения.
– Ты что, с ума сошел? – резко спросил Алик.
– Извините, извините, – пробормотал Быкяев и зашатался прочь…
Аказянова до того, как стала любовницей Быкяева, была замужем, но развелась. И вот сейчас она в очередной раз томно поднималась по лестнице, а вслед за ней, словно на поводке для собак, неуверенно шел большой самец…
«Какая тут правда и истина?!» – спросил сам себя Алик.
***
Воспоминания
Еще до отстранения Алик вызвал к себе Аказянову с исключительно лабораторным интересом.
– Света, я принял тебя на работу, после ухода Павшина повысил тебя до редактора новостей, деньгами не обижал, сюжеты не резал. Почему на собрании в «Балалайке» ты проголосовала за мое снятие?
Аказянова, словно покачиваемая кукла, захлопала ресницами:
– Я не хочу отвечать на этот вопрос.
– Я делал с тобой нечто недостойное, склонял тебя к сожительству, заставлял раздеваться перед телекамерами, – начал перечислять Алик то, что на его взгляд могло спровоцировать молчание.
– Ну, если бы еще и такое,… – вызывающе ответила Аказякова.
Аказянова по манере держаться и одеваться была готова на такое. Алик несколько раз делал ей замечание за вульгарное поведение в кадре. Она чем-то походила на Публяшникову.
– Тогда ответь, – попросил Алик. – Мне просто любопытно.
– Я не буду отвечать, – угрюмо сказала Аказянова, пряча глаза…
Точно также поступили и остальные корреспонденты, поставив Алика в тупик. Он вспомнил покойную главную бухгалтершу телерадиокомпании Пупик и ее слова: