Эффект безмолвия

«Вечер пятницы, завтра улетать в отпуск, а комиссия все равно придет. Что ей мой приказ? Слабовата защита, – раздумывал он. – А я люблю и позвонить по служебному телефону, и на служебной машине езжу по личным делам. Премии, подписанные Хамовским, чем не злоупотребление?..

Полтора месяца отсутствия на фоне работы недоброжелателей будут схожи с тем, как если бы рыбка подскочила над поверхностью воды в октябре, зависла и попыталась вернуться в реку в декабре. Глупо, глупо, глупо. Рыбка упадет на лед. Немного попрыгает, побьется, а затем замерзнет и сдохнет. Вот и вся сказка. А рыбка – это я. Комиссию нельзя пускать на телевидение. Пусть это по-детски, но попробуем воззвать к совести».

Алик опять вызвал секретаршу.

– Записывайте, – приказал он, едва Бухрим изготовилась. – Прошу перенести начало работы комиссии на более позднее время в связи с моим отъездом в отпуск. Свое участие в работе комиссии считаю обязательным, работу комиссии в мое отсутствие считаю некорректной, тем более, что я один из ее членов. Сейчас же печатайте, мне на подпись и – в администрацию.

Бухрим вышла, плотно закрыв дверь. Алик глянул в окно. Худосочные березы и сосны вяло махали ветвями, оповещая о ветре. С севера ползли тучи, похожие на души белых медведей. Гнутый кабель радиоантенны, протянутый самоучкой Задриным с крыши двухэтажного офиса телевидения к окну Алика, болтался вдоль стекла, словно безумная трещина…

«Убожество! – мысленно вскрикнул Алик. – Кривые заборчики, опутавшие город, железобетонные столбы с фонарями, мусорные контейнеры, напротив магазинов. Вдоль тротуаров, возле жилых домов – канализационные колодцы, испускающие ароматы домашних клозетов, разбитый асфальт, серые дома, телевизионные антенны на крышах, словно кладбищенские кресты… Люди, творящие это, сами же изнывают от собственных произведений. Таковы и журналисты, создающие произведения, которые во всей их совокупности, называемой журналистикой, телевидением или газетой…, сами же и поносят. Однако, пора».

Кабинет секретарши находился в трех шагах от кабинета Алика. Дойти быстрее, чем вызвать.

– Ольга Николаевна, письмо готово? – спросил он, глядя сверху вниз.

– Да, – ответила Бухрим, нервно суча ногами под столом, и положила на стол бумаги.

Подпись у Алика получалась то одной, то другой, она менялась от того, как лежала бумага, рука и от других невыясненных факторов. Не умея штамповать, производственником не станешь. Он стал подписываться полной фамилией и слегка завидовать владельцам витиеватых завитушек.

– Вряд ли их остановит ваше письмо, – по-дружески заметила Пупик, выглянув из-за компьютерного монитора.

– Надо использовать все возможности, – ответил Алик.

Пупик скептически ухмыльнулась и скрылась за монитором.

– Отправьте письмо в администрацию, – напомнил Алик и вернулся к себе.

Многоумную чиновничью машину сложно обмануть, невозможно разжалобить, ее можно отключить, на что прав у Алика не было, или создать ей препятствие, нарушить функционирование. Требовался честный совет умного человека, знающего власть. В маленьком нефтяном городе после ухода Сапы у Алика остался один советчик – Глеб.

СОВЕЩАНИЕ

«Поиск грибных мест идет во тьме неведения даже при ярком свете. Помогают ориентиры, приметы, советы, но часть урожая всегда остается в лесу, так и ответы на сложные вопросы».

Не дожидаясь окончания рабочего дня, Алик ушел по направлению к магазину «Мушка». Появляться у Глеба без бутылки – это равно как доить корову, не давая ей сена. Тут мелочиться не стоило, ведь именно Глеб, как бывший главный врач больницы маленького нефтяного города и человек, водивший близкую дружбу со всеми сильными этого маленького мира, мог дать дельный совет, поскольку имел обширный опыт увольнений и чужих, и собственных, и каждый раз находил новую денежную работу.

***

С трудом одолевая одышку, Глеб подошел к двери. Его тяготил огромный живот, одолевало внутрисосудистое давление, аритмии и другие недуги, мучающие человека, перешагнувшего пятидесятилетний рубеж и не придающего значения здоровью.

– Привет, есть небольшой разговор, – произнес Алик, едва дверь в квартиру открылась, и протянул бутылку проверенного прасковейского коньяка.

– Ну, раздевайся и проходи, – пригласил Глеб, – наверное, на кухню. Там и посидим.

Глеб ушел в коридорчик налево от прихожей. Алик, скинув ботинки и дубленку, устремился за ним.

– Как Марина? – спросил Глеб о сестре.

Он не любил стремительный разговор о делах, любил поговорить о личном, и ждал ответа, нарезая маринованные магазинные огурчики.

– Все нормально. Работает, – ответил Алик.

– Как сын? – продолжил сближающий души опрос Глеб, приступив к нарезке небольшого кусочка вареной колбасы.

– Тоже все нормально. Бегает, прыгает, – ответил Алик.

– Леонтьевна не звонила? – Глеб традиционно поинтересовался мамой Алика, а по пути открыл холодильник, что-то в нем посмотрел, как ищут многие, зная, что ничего нет.