На примере Кайли мы видим, как несколько травм дополняют друг друга. Зачастую такая комбинация приводит к непредсказуемому результату. Именно об этом пойдет речь в двух последующих главах.
В этой главе мы изучили некоторые варианты травм и проблем, с которыми в детстве сталкивались наши респонденты. Это первая составляющая «эффекта Достоевского». Все начинается в детстве, когда пережитый стресс закладывает основу для тревожности и других психических расстройств, а также мешает формированию копинг-стратегий, которые человек мог бы использовать во взрослой жизни. Мы увидели, что в определенных ситуациях у наших респондентов возникло чувство собственной никчемности и бесполезности, подрывающее самооценку и в экстремальных проявлениях ведущее к депрессии и возникновению суицидальных наклонностей. Многие участники с тревогой ожидали, когда в их жизни появится следующий фактор стресса, потому что знали наверняка, что за одним стрессом следует другой. В поведении этих людей явно видны последствия причиненного им психологического вреда. Общаясь с интервьюером один на один, они выражают возмущение, сожаление и чувство утраты. В соответствии с нашей моделью, во взрослом возрасте человек сталкивается с новым набором стрессовых ситуаций, что повышает уровень тревожности и заставляет обратиться к копинг-стратегиям, усвоенным в детстве. Если эти стратегии недостаточно эффективны, результатом может стать повышение тревожности и депрессия, особенно если в прошлом уже был опыт неудачных попыток справиться со стрессом или если налицо порочный круг, когда борьба с одним стрессовым фактором приводит к возникновению другого.
Мы не сможем понять суть игровой зависимости, если не определим, зачем люди вступают в игру – какую выгоду они преследуют или от какой угрозы скрываются. Как упоминалось выше, смысл игромании не столько в стремлении заработать деньги, сколько в попытке избежать стресса. И ключевой вывод этой главы заключается в следующем: игровая зависимость, как и любая другая, всегда берет свое начало в страдании – физическом или эмоциональном. Воспоминания наших респондентов пропитаны болью: они рассказывают о недостатке внимания, страхе, унижении, физических издевательствах и попытках безжалостно сломать личность. В детстве будущие патологические игроки наблюдали за нездоровыми и зачастую жестокими взаимоотношениями своих родителей, усваивали от них элементы аддиктивного поведения, неэффективные паттерны и плохие копинг-стратегии. Когда родителей не было рядом (речь идет как о физическом отсутствии, так и о символическом), им приходилось заботиться о себе, о братьях и сестрах, а иногда и о родителях. Эта ответственность стала огромным стрессом, с которым не должен сталкиваться ни один ребенок.
Наши респонденты часто вспоминают, что их детство было несчастным из-за нехватки денег и ссор между родителями. Однако многие из них не отдают себе отчета, что их собственные проблемы уходят корнями в прошлое – зачастую они связаны с игроманией или другой формой нездорового поведения у одного из родителей. Возможно, именно эта неспособность осмыслить причины своего несчастья заставляет их раз за разом совершать поступки, усугубляющие их нынешнюю ситуацию. Многие участники считают, что с ними не происходило ничего из ряда вон выходящего: «так уж мы жили». Поскольку они считают подобное положение дел нормой, ситуация может повториться в их собственной семье. В сущности, все, чему они научились в детстве, – это
Глава 6
Стресс во взрослой жизни
Проблемы, с которыми в детстве сталкивались наши респонденты, сильно отразились на их взрослой жизни. Мы по-прежнему уверены, что патологическими игроками не рождаются, а становятся. Однако не каждый ребенок, переживший трудности и травмы, становится игроманом. В то же время тяжелое детство не служит «прививкой» от игровой зависимости. Если в детстве человеку приходится нелегко, это не значит, что он защищен от игромании или, наоборот, обречен на нее.