Эфиопские хроники XVI-XVII веков

Прежде Хамальмаль, Ром Сагад и азмач Такло заключили завет и клятву разделить конницу государя Адмас Сагада на три части и втроем бросили жребий — мы писали об этом ранее. После того как пришли к нему азажи, вуст-бэлятены и цевы со своими конями, изменив царю, возгордился [Хамальмаль] сердцем и поставил себя над ними как начальника. Они же не осмеливались сказать ему: “Кто назначил тебя владыкой и князем над нами?”. Но приняли они то, что дал он им: небольшую долю из тех коней, подобно тому как дает царь войску своему и господин дружинникам своим[35]. Этот Хамальмаль не вспомнил слова Писания, гласящие: “Неприлична князьям и вельможам лживая речь” (ср. Притч. 17, 7), и еще забыл он слово Псалтири, по которой молился он ежедневно, говоря: “Ненадежен конь для спасения, не избавит великою силою своею” (Пс. 32, 17). И вместе с тем не попомнил он завета и клятвы своей, ибо завладела сердцем его любовь к коням. А азмач Такло рыдал поэтому день и ночь и помышлял отделиться от него, ибо вспоминал он свое прежнее положение почетное. Ради всего этого, когда печалился он, стал искать причину и лукавить Хамальмалю и отделился от него и ушел в Дамот, город наместничества своего, вместе со своей женой и детьми. И не возвращался он к нему до тех пор, пока не встретился тот в битве с царем. Такова причина разделения этих трех племен, бывших прежде единодушными, и разделились они на две части.

Возвратимся же к повествованию о битве Хамальмаля, и каково было ее завершение. И когда продлились дни рати до третьего месяца с тех пор, как сошлись они, настал тогда голод в стане Хамальмаля, ибо препятствовали ему выходить из крепости, а тех, кто выходил, убивали. Поэтому нависли над ними бедствия: с одной стороны — голод, а с другой стороны — копье. И тогда держал он совет с мудрыми и пошел к вейзаро Амата Гиоргис и сказал: “Прости мне, ибо совратил меня сатана! Да будет милосерд ко мне государь, да простит он мне прегрешения мои; согрешил я против господа и помазанника его!”. И когда произнес он пред нею эти слова смиренные и подобные им, смягчилась мягкосердечная и прекраснодушная Амата Гиоргис и сказала: “Как помиловать тебя и по какой причине простить тебя, направь же свои стопы к возвращению!”. И отвечал он, и говорил: “Да не воздаст он мне по грехам моим и да не осудит по преступлениям моим! Я же обновлю царство, что разрушал рукою своей, и возвращу на престол прежний!”. Тем и завершила дело вейзаро Амата Гиоргис, злым — заступница, добрым — благодетельница. В это время пребывала она в стане Хамальмаля, ибо увел он ее из обители монашеской и привел в крепость. После этого завершили они союз клятвой и крестным целованием, а азмач Такло послал к Асма эд-Дину и сказал: “Не приближайся к нам и не удаляйся от нас, пока не увидишь окончания дела”.

Глава 3

И в этот день сверг Хамальмаль этого старца[36] с трона и разбил [царский] шатер, выйдя из крепости. Тогда ввел он [в шатер] сего царя, исполнив поставление царское, и предал в руки сего царя и выдал тех двух царей, подобно тому как выдают добычу, захваченную и отнятую. [Царь] же обошелся с ними обхождением прекрасным и воздал им добром за зло, которое творили они по совету людей злых. И было это все на 2-й год царствования его 18-го числа месяца якатита

[37]. В это время исполнилось пророчество Кумо, сказавшего в день воцарения сего царя: “Будет его царским именем — Малак Сагад”, ибо попали в руки его эти два царя и склонились к подножию ног его.

После сего напишем историю других царей, подобно этим. 20-го числа этого месяца[38]

, когда пребывал сей царь в церкви в день воскресный, задумали коварство Фасило[39] с Кефло, сыном Малашо, и Эсламо со всеми старейшинами народа Хамальмалева. И никто не остался из Марир[40], ни всадники, ни пешие [в стороне от заговора]; все они напали внезапно на них и окружили [царский двор], пребывавший в кротости. Что за день, когда собрались на горе и несчастье братья и сестры сего царя! В это время поспешил вскочить на коня азмач Такло, ибо обнаружил он оседланного [коня] близ [царского] шатра, где ожидал он дружинников своих, и преследовали его 70 всадников, но не осмелились они приблизиться к нему, ибо знали, что он человек могучий. И отдалившись недалеко, встретил он своих дружинников. Преследовавшие его напугались и повернули назад, а он остановился там, где встретился с дружинниками своими, чтобы узнать, чем закончилось деяние совратителей, коварных, как Иуда. Эти же злодеи не оставили ничего из имущества государыни и детей, и из имущества азмача Такло и государыни Амата йоханнес[41], вплоть до украшений всех женщин стана, не оставив ничего, не говоря уже об имуществе, находившемся в домах; они забрали даже те одежды, которые носили на себе [люди], оставив их нагими, и не пощадили они никого — ни мужчин, ни женщин, ни стариков, ни младенцев. Какое бессердечие может быть хуже бессердечия этих людей, не ведающих бога?