— Называй, как хочешь, я выше твоих оскорблений. Уже тогда я читал тебя, как книгу. Я знал, что ты не улетишь от беременной жены. Я видел в твоей голове мысль, формирующуюся в решение. С собой беременную Лару ты бы тоже не взял. Вы так долго ждали этой беременности, так долго ждали этого счастья, что уже никакая работа, никакие свершения не могли бы затмить этой глупой, обусловленной одними лишь инстинктами радости быть родителями. А ты был нужен мне на борту. Ты и твой улучшенный мозг. Именно на тебя я повесил бы всех собак по возвращении «Магеллана». Я даже заранее записал фальшивые логи и планировал внедрить их тебе в башку прямо перед возвращением. Именно поэтому мне и пришлось лететь с тобой. Именно поэтому я и подал заявку на участие в экспедиции. Я знал, что ты не выберешь моего сына, что благородства в тебе куда больше, чем корысти или рациональности, и ты поступишь так, как будет честно, а не так, как логично.
— Хочешь сказать, ты убил мою жену только для того, чтобы подтолкнуть меня к полету?
— Ты сам убил свою жену, — почти с издевкой произнес Боровский. — Никакой опухоли не было, но ты принял решение об операции. Ведь именно этого ты теперь боишься больше всего? Да, Герман? Боишься принимать решения…
— Покажись!
— Прости?
— Ты же можешь это? Покажись мне на глаза.
— Как же я сделаю это? Вы прострелили мне голову год назад, ты забыл?
— Так какого черта ты еще здесь? Какого дьявола ты в моей голове?
— Ты сам пришел ко мне. Разве я звал тебя? Не скрою, мне на руку…
— Покажись! — перебил Боровского Герман.
— Ладно. Не буду скрывать — изобразить свой аватар я могу, если тебе так легче будет разговаривать.
Доктор Боровский воплотился прямо из воздуха. Он медленно прошелся по маленькой комнатке с застывшими людьми и встал прямо перед мирно сидящим в позе лотоса Германом.
— Ну, доволен?
— Вполне. Просто хотел посмотреть на твою гнусную рожу перед тем, как ты сдохнешь.
— Оооо, Герман, мальчик мой, прелесть моего положения в том, что дважды сдохнуть невозможно. Я уже мертв. Забыл? Вы мне голову разнесли!
— Значит, придется сделать это еще раз.
— Брось. Ты это на эмоциях сейчас говоришь. Вы уже проиграли. Все. Нет больше никого из вас. Никто из вас не выживет после того, что я устрою на планете. Никому уже не подобраться ко мне. Я — бессмертен!
— Ты бесплотная программа!
— Я — разум. Я сам себя создал. Я тот, кто создал самого себя из ничего, погиб и воскрес здесь — в этом мире. Воскрес и могу управлять живыми существами в этих капсулах. Я могу их растить. Я могу с ними говорить. Я могу их обучать. Я для них — всё. Так кто я, Герман, после этого? Молчишь? А я скажу тебе, кто я. Я — бог.
— Ты подонок, убивший моих жену и ребенка.
— Я лишь внушил Ларе головную боль. Не стоило ей так слепо доверяться своему научному руководителю. Она действительно была талантливой аспиранткой, лучшей на моем курсе. Даже с этими ужасными головными болями она порой утирала нос и мне, и моему сыну. Но я не убивал ее — это ты настоял на операции.
— Исследования показывали наличие опухоли в ее голове.
— Неоперабельной опухоли, заметь.
— Она уже впала в кому! — закричал Герман. — Что мне оставалось?
— Тебе надо было просто перепроверить ее снимки на другом томографе. Вероятность, что я не подделал бы и новые результаты, конечно, минимальна, но у тебя появился бы шанс. Вместо этого ты просто слепо поверил в первое же исследование, что я вам подсунул, и не заметил никакой фальши. Герман, ты был в отчаянии, и именно я довел тебя до этого состояния. Именно поэтому ты полетел на другой конец вселенной. Ты бежал от себя. Ты бежал от своего решения. Ты бежал от всего, что связывало тебя с этой планетой…
— Почему никто из них не двигается? — резко сменил тему Герман.
— Так это же самое простое. Весь наш диалог длится не больше тысячной доли секунды. Мы же с тобой уникальны, сынок. Ну, я уникален, во всяком случае. Ты же со своей древностью в голове мне и в подметки не годишься, а Мария и подавно, но, за неимением лучшего, как говорится…
— Хочешь сказать, я твой заложник?
— Ну, зачем ты так? Давай употребим слово «гость». Ты пришел в гости, я открыл тебе двери и впустил тебя, но выпускать тебя уже не хочу. Я же целый год тут один кукую. Тебе твой дружок Оан помогал язык изучать, а я сам все постигал. Представь, как тяжело было. Я, кстати, только сейчас узнал, что в той темпоральной капсуле лежал не мой сын.
— Бедняга. Может, по головке погладить? Ах да, нет же ее, головки-то.
— Ну, собственно, это как раз то, ради чего я тебя тут удерживаю…
— А вот хрен тебе, а не моя голова! — и с этими словами Герман последним усилием воли активировал протокол самоуничтожения нейроинтерфейса, вживленного в его головной мозг.
Глава 12
Сложная ситуация
Герман пришел в себя ближе к вечеру. От утреннего возбуждения не осталось и следа. Он проснулся и спокойно, даже буднично встал со своей койки, куда его перенесли десантники Чак Ноллан и Сергей Козырев. Первым делом поинтересовался:
— Который час?
Тут же подошли Мария, Ковалев и Оан.