Египет под властью Птолемеев. Иноземцы, сменившие древних фараонов. 325–30 гг. до н.э.

Через несколько месяцев недавно избранный трибуном Публий Клодий стал выступать за захват Кипра, пытаясь таким довольно неприглядым способом снискать народную любовь. Вряд ли Республика, к тому времени владевшая Албанией, Македонией, Грецией, Испанией, Киреной, Понтом, Арменией, Сирией, Иудеей и Аравией, нуждалась в захвате территории, принадлежавшей человеку, недавно объявленному ее «союзником и другом». Однако Клодий стремился и к достижению личных целей – этот безжалостный и злопамятный человек жаждал уничтожить всех, кто посмел перейти ему дорогу. Первыми двумя его жертвами стали Цицерон и Катон Младший, обвинившие его в распутстве, а затем наступила очередь Авлета, опрометчиво отказавшегося выкупить его у киликийских пиратов. Первой целью для мести Клодия стал Цицерон. Покинутый Цезарем, он бежал в Грецию, и Клодий переключился на Катона и Птолемея.

По приказу сенаторов Катон с тяжелым сердцем отправился захватывать Кипр, и Клодий надеялся, что выполнение этого задания навсегда избавит его от болтовни недруга о добродетели. Римляне остановились на Родосе в надежде, что им удастся убедить наместника Кипра, младшего брата Авлета, подчиниться решению Республики в обмен на обещание предоставить ему пожизненное право занимать должность верховного жреца в Пафосе. Несчастный Птолемей с негодованием отверг это предложение и, предпочтя смерть позору, принял яд. Сбитые с толку из-за гибели своего правителя жители Кипра не оказали римлянам сопротивления, и Катон конфисковал «горы поистине царской утвари и украшений – чаши, столы, драгоценные камни, пурпур, которые надо было продать и обратить в деньги»[66]

. Будучи человеком крайне порядочным, он не извлек из этого личную выгоду. Катон следил за продажей всех этих сокровищ, записывал имена покупателей, проверял счета по сделкам. К несчастью, книги со счетами и их копии погибли в море, и по возвращении в Рим Катон был вынужден убеждать сенаторов в том, что он не приложил руку к их исчезновению, чтобы скрыть свое участие в разграблении острова.

Когда стало известно о действиях Катона, недовольство, и без того бродившее среди александрийцев, выплеснулось с новой силой. Жители столицы стали винить Авлета в потере Кипра и в резкой форме требовать, чтобы он покинул Египет. Царь не стал заставлять горожан повторять свои требования дважды и в 58 г. до н. э. сел на корабль, направлявшийся в Рим, оставив жену и пятерых детей в качестве заложников. Когда судно вышло из бухты, Авлет приказал направить его к Родосу, где находился Катон, в надежде, что этот добродетельный человек проявит к нему, «союзнику и другу римского народа», сострадание и поддержит его. Но его ожидания не сбылись. Катон холодно посоветовал царю возвращаться в Александрию, пересмотреть свой образ жизни и больше не плести интриги в Риме.

Однако свой совет Катон давал напрасно. Авлет понадеялся на помощь Цезаря и отправился в Рим, но опоздал. Цезарь сражался в Галлии, а его сторонники не хотели вмешиваться в дела Египта. Авлет понимал, что ситуация не предвещает ему ничего хорошего, и, если бы не поддержка Помпея и Рабирия Постума, занимавшегося денежными спекуляциями, он перестал бы надеяться, что сумеет вернуть свой трон. Ко всем проблемам Авлета добавилась еще одна: в Италию прибыли сто влиятельных граждан Александрии, которые должны были сообщить сенаторам о низвержении Авлета и восхождении на престол его старшей дочери Береники. Но до Рима они так и не добрались – по пути на них напала банда головорезов, нанятых Авлетом, и лишь немногие из них выжили и смогли рассказать о случившемся. Цицерон, непреклонный ревнитель законов, не сомневался в причастности Авлета к этому убийству. «Золото он взял, – писал он одному из своих многочисленных адресатов, – как вы утверждаете, для передачи рабам Луция Лукцея, чтобы они убили александрийца Диона, жившего тогда у Лукцея». Затем он добавил: «Великое преступление – злоумышлять против послов»[67]

. Но римляне так и не сумели прийти к единому мнению по этому поводу.

Многие сенаторы, шокированные услышанным, осудили преступление и стали призывать к тому, чтобы его организатор был арестован и наказан. Другие, получившие деньги от Авлета, утверждали, что римляне ничего не могут сделать, ведь их связывает обещание помогать своему «союзнику и другу». Сенаторы в смятении обратились к Сивиллиным книгам, где нашли стих, имевший отношение к проблеме. «Если царь Египта придет с просьбой о помощи, – говорилось в них, – не отказывайте ему в дружбе, но и не давайте ему многое». В сложившейся ситуации предсказание не было очень полезно, и между сенаторами разразился ожесточенный спор о том, как следует понимать слово «дружба». Одни заявляли, будто оно обязывает римлян помочь Авлету вернуть себе египетский трон, другие – что оно подразумевает всего лишь необходимость развлекать незваного и нежеланного гостя на протяжении как можно более короткого промежутка времени.