Египет под властью Птолемеев. Иноземцы, сменившие древних фараонов. 325–30 гг. до н.э.

Правда, обстоятельства все равно вынудили римлянина вмешаться в дела Иудеи. Помпей не мог перейти Иордан до прекращения разгоревшегося там конфликта и вызвал обоих братьев в Дамаск. Ни один из них не сумел добиться какого бы то ни было значительного успеха в ходе этой войны, а прибытие группы старейшин, заявивших, будто Иудее не нужно другого правителя, кроме «первосвященника бога, которому они поклоняются», привело Помпея в некоторое замешательство. Вместо того чтобы вынести решение, он приказал всем участникам конфликта отложить спор до тех пор, пока он сам не прибудет в Иерусалим. Гиркан и старейшины согласились с этим предложением, но Аристобул проявил открытое неповиновение и укрылся в Иерусалиме. Помпей, не относившийся к числу римлян, готовых терпеть оскорбление, тотчас же двинулся в сторону этого города. Иерусалим был прекрасно укреплен – его невозможно было захватить без стенобитных орудий или вынудить сдаться после долгой осады без конницы. Первые можно было раздобыть в Тире, но Помпей никак не мог придумать, откуда взять вторую, пока Авлет не предоставил ему 8 тысяч всадников. Помпей не забыл об этом дружеском жесте и вернул Авлету долг, когда тому понадобилась помощь. Иерусалим пал. Аристобул шел в триумфальной процессии Помпея, а Иудея и Сирия стали римскими провинциями.

Тем временем над Птолемеем Авлетом нависла угроза – он мог лишиться трона. Жители Египта не простили ему ни повышения податей, ни помощи римлянам. Это мало значило для царя, гордившегося тем, что он сумел стать союзником римлян. В итоге Авлет не обращал ни малейшего внимания на злые взгляды, сверлившие его спину, и приглушенные ругательства, доносившиеся до его слуха. Если бы царь больше знал о мире, в котором жил, он не допустил бы подобной ошибки.

Римляне, оказавшиеся не менее чувствительными, чем александрийцы, открыто возмущались, слыша, с каким презрением Помпей отзывается о границах своих полномочий, не распространявшихся на Сирию, Палестину и Аравию, а Цезарь, Лукулл, Красс и Цицерон не собирались закреплять триумф своего соперника. Для того чтобы проверить Помпея, Цезарь предложил назначить в Италии уполномоченного, который бы обладал властью в том же объеме, что и Помпей в Азии, но потерпел неудачу и был вынужден отправиться в Испанию.

В 60 г. до н. э. он вернулся и выяснил, что Помпей, удивленный всеобщим нежеланием признавать его достижения, все еще находится в Риме. Разразилась назревавшая все это время буря. Сенаторы по наущению Красса и Цицерона отказались ратифицировать указы, изданные Помпеем вне Рима, и предоставлять землю его легионерам, в то время как Лукулл, которого он сменил в Азии, и Красс, всегда его недолюбливавший, обвинили его в разграблении захваченных территорий. Более осторожный Цезарь опасался так сильно обострять соперничество. В итоге он предложил Помпею заключить союз, к которому присоединился поддавшийся уговорам Цезаря Красс. Таким образом возник так называемый первый триумвират, войдя в который Помпей пообещал обеспечить Цезарю избрание на должность консула, Цезарь – убедить сенаторов принять азиатские постановления Помпея, а Красс должен был получить финансовую поддержку от обеспеченных римлян. Птолемею Авлету, все еще ждавшему, что сенат подтвердит его право на престол, этот союз не сулил ничего хорошего. Теперь вместо одного римлянина он был вынужден вести дела сразу с тремя.

Авлет понимал, что теперь ему придется все начинать заново, и опять задумался над сложившейся ситуацией. Бесстыдный египетский царь осознал, что звезда Помпея заходит, а Цезарева, наоборот, поднимается, и решил обратиться со своей просьбой к последнему. Никогда прежде деньги не играли такую важную роль при принятии римлянами решений, как в тот период. Честный человек, не имевший состояния, мог получить только такое место, занимая которое ему удавалось находиться на грани нищеты, и никто не знал это лучше, чем Цезарь. Он одалживал огромные суммы, тратил деньги без оглядки и в конце концов оказался в весьма затруднительном положении. Когда он стал пропретором Испании, ситуация несколько улучшилась, но он все еще располагал весьма ограниченными средствами, и ростовщики опасались идти ему навстречу.

Затруднительное положение, в котором оказался Цезарь, было на руку Авлету, начавшему осторожно выяснять, сколько будет стоить покровительство этого римлянина. Оказалось, что заплатить нужно 6 тысяч талантов, и, взрогнув при виде этой суммы, Авлет все-таки расстался с ней. Но слово Цезаря стоило столько же, сколько его долговая расписка. Убедившись в платежеспособности своего клиента, он убедил сенаторов признать Авлета царем Египта, «союзником и другом римского народа». Едва ли этот титул стоил суммы, заплаченной правителем Египта. Птолемей вполне мог быть «союзником» римлян, если тем понадобится его помощь, но «другом» – никогда, и Авлет понял это очень быстро.