Египетское метро

Путь его теперь лежал на Молдаванку. Сидя в такси, он вдруг задумался о том, как скудна, однако, его жизнь, и сколько же всего у всех вокруг. У Тверязова вот и литература, и личная драма, и алкоголизм, а еще Мальта, село… У Абакумова – ну, тут вообще черт ногу сломит. Да у того же Хвёдора – куча каких-то знакомых, фантазии насчет Москвы, Глафира эта и прочая паранормальная муть. И только у него, у Тягина – хоть стеклянным шаром покати. А ведь всегда думал, был уверен, что его жизнь будет как-то особенно разнообразна и значительна. Ну и вот – сорок лет, и что? Как он так умудрился её выхолостить, что и остановиться не на чем? Но при этом еще ухитряется глядеть на других чуть ли не свысока – разве не удивительно? Тут наконец-то и оформилось одно, прежде только вскользь отмечаемое, а сейчас вышедшее на поверхность наблюдение: у всех его тутошних знакомых появилась некая новая нотка. Разговаривая с ним, они как будто едва сдерживали улыбку. Еще в речах Тверязова ему послышалась снисходительная усмешка, сродни той, какую и он сам невольно замечал за собой, общаясь с иностранцами. А интонации Абакумова и Хвёдора уже отдавали прямым пренебрежением. Так-то.

От Георгия так же, как и в прошлый раз, попахивало винцом, и пребывал он в том же, кажется, обычном для него, приподнятом настроении. Занятый возней с телефоном, он беспрестанно сиял яркой белозубой улыбкой и весело говорил:

– Всё будет нормално! Нет, Васьки сейчас нет. Васька же у нас большой человек, помощник депутата! Ну! Может много денег запросить. Один раз хрюкнуть – сто долларов. Подходит? Это пока. Потом будет еще больше. Но для тебя сделаем. Как скажешь, так сделаем. Тебе что, книжку дать? Эй, Лёшка, давай книжку сюда принеси! Не надо? Ладно. – Тут ему позвонили и он, прикладывая телефон к уху, подмигнул Тягину. – Приходи, всё сделаем. Будь здоров!

Тягин сказал, что неплохо было бы ему встретиться с человеком-свиньей. Георгий подозвал пальцем того же привратника, велел ему дать Тягину Васькин телефон и отвернулся. Тягин оставил привратнику взамен свой и пообещал, что свинья не пожалеет.

Ночью он долго не мог заснуть. Возможно, собиралась меняться погода. Отчетливей обычного, а это значило, что ветер изменил направление, был слышен порт. К тому же этой ночью гремели и грохотали там особенно лихо, и в какой-то момент так разошлись, что в плавающем сознании Тягина мелькнула мысль о спешной эвакуации: утром выйдешь, а полгорода нет, погрузили и увезли. Казалось, он не спал ни минуты, но всякий раз при взгляде на часы обнаруживалось, что прошло четверть, полчаса, а то и больше. В тягостной утомительной маете он провел почти всю ночь и только под утро как будто забылся. Во сне его вовлекли в дискуссию с большим числом участников и неуловимыми, постоянно ускользающими из поля зрения докладчиками. Обсуждалось возложение цветов в местах гибели. (Днём на обочине, куда съехал Хвёдор, чтобы заглянуть под капот, машина оказалась возле дерева, к стволу которого проволокой были прикручены эмалированный овал с фотографией белобрысого юноши и венок из пластмассовых цветов). Разговор шел вокруг этого обычая и, в частности, странного поведения парикмахерши Майи, оставившей, согласно свидетельству проводника, букет на купейной полке. Велись горячие споры, и мнения – что считать в данном случае памятным местом: саму полку или ту точку земной поверхности, в которой находился вагон на момент убийства? – разделились почти поровну. Нашлись и такие, кто говорил, что в движущемся по тому же маршруту поезде цветы рано или поздно всё равно окажутся в нужной точке. Цветы цветами, но как быть с теми, кто пожелал бы помянуть покойную, с родными и близкими? Как им определить ту самую точку, чтобы вовремя совершить, как это, например, делают в открытом море, некоторые ритуальные действия? Бросить, допустим, те же цветы за окно, дать протяжный гудок, произнести короткую прочувствованную речь и выпить за упокой? К судмедэкспертам, которые могли бы по температуре тела определить время убийства, а по нему примерные координаты, труп попал слишком поздно, и они остались не у дел. Какие могут быть еще варианты? Нетерпеливо тянул руку сосед Тягина. И пока ему не дали слова, он наспех изложил Тягину свой невероятный, но доступный каждому способ узнать точные координаты, не сходя с места. Достаточно лишь было перемножить длину и ширину полки на время и скорость, и произвести еще несколько простейших действий, не связанных с вычислениями. Что Тягин и попытался проделать. Это оказалось не просто. Цифры, цифры, цифры, цифры… – с мелким дробным стуком каленых семечек они то и дело просыпались на пол, разбегались вприпрыжку в разные стороны, и он собирал их, просыпал вновь, опять собирал… приседая, качаясь и падая. В болтающемся купе скорого поезда. Бешено летящего сквозь черную февральскую ночь.

XII