Египтянка. Боги Кемета. 2 Книга

Все присутствующие склонились в почтительном поклоне, хоть и без какого-либо удовольствия. По сути, Блондинка точно такой же игрок, как и любой другой, но волей демократии ВЦ поставила её на недосягаемую простым смертным высоту (у фараона, к слову, она значительно выше). Недосягаемую до следующих выборов, конечно же. Номархом любого города мог стать даже бывший раб, но как только голосование признавалось законченным, псевдоискусственный интеллект начинал считать выбранного правителя едва ли не божественным, и наделял его властью повелевать над неписями, миловать и проклинать игроков, устраивать праздники и всевозможные ивенты. Поэтому ВЦ и от других игроков требовала соответствующего отношения к номарху, иначе вольнодумцев ждут всевозможные наказания как от неписей, так и от богов. Исключением были лишь те люди, которые записаны в списке друзей правителя. Справедливости ради стоит отметить, что быть едва ли не всемогущим номархом вовсе не просто. «Чем больше сила, тем больше ответственность», как говорил Дядя Бен[25].

— Можете встать и подойти ко мне, — разрешила Блондинка. Пафоса стало чуть меньше, но атмосфера всё равно давила. Как однажды рассказывал Максик, во дворцах правителей всегда ощущается присутствие интеллекта ВЦ. — Через несколько дней землю великого Кемета накроет тьма. Апоп — огромный змей, олицетворение зла и хаоса — сразится с богом солнца Ра. На время их битвы мир будет ввергнут в пучину каменного века, лишив нас, возлюбленных богами, всех привилегий и всякого покровительства. Но мы не будем плакать! Мы устроим лучшее из придуманных соревнований — гонки на колесницах!

Далее последовала целая речь, рассказывающая «что, где, когда». Участники соберутся в некрополе Гиза, где проложена гоночная трасса и возведены места для зрителей. Открывает соревнование одиночный заезд одновременным стартом всех семи колесниц. Каким именно он будет, держалось в тайне. Победитель же получит любую вещь из сокровищницы на выбор. Сама Блондинка не знала, что именно мы можем попросить. Правилам командных гонок уделили куда больше времени, но я их не слушала. А потом была молитва богине Судьбы Исиде и жеребьёвка. Сперва мы, потом команды. Пусть мне достанется цифра семь!

Четыре. Даже не удивлена. У меня по жизни вообще такое бестолковое чувство, будто эта цифра преследует бедную Машку.

Устроитель гонок занёс нас в свой список, который уже через несколько минут окажется в общем чате, а после начался самый настоящий звёздный кошмар. Блондинка взмахнула рукой, что означало окончание аудиенции, а так же команду «фас» для журналистов. Газетчики и обозреватели имели полное право получить всю информацию об участниках, чтобы египтяне больше и активнее делали на нас ставки (какой процент от них отойдёт казне, можно только предполагать). Мы могли отказаться, но делать этого не стоило. От газетных статей будет зависеть станем ли мы героями или посмешищем; читатели-то о нас и слыхом ни слыхивали.

Львиная доля внимания досталась — не сюрприз! — командам, но и нам не дали спокойно уйти. Чтобы интервью не затянулось, устроитель установил правило: один участник — один журналист. И всего пару вопросов.

— Принигонда, скажи, почему мы должны болеть за тебя, а не за Гипнокота? — Меня хватанул за руку некто Кенуэй. Под его ником стояло ни о чём не говорившее название газеты «Вестник ассасинов». Далека я от светской жизни Кемета, надо будет это исправить. — Поддерживать даже символическую Римскую Республику едва ли кто-то захочет.

— Ты прав, — я улыбнулась, тщательно подбирая слова, чтобы уложиться в отведённое количество и не показаться роботом. — Увидеть проигрыш Рима приятно каждому египтянину, не спорю, но не стоит подменять понятия. Каждый из участников будет биться именно за свою страну, и не важно под чьими знамёнами мы выйдем. Противостояние наций развернётся только на трассе, где победа Рима не принесёт настоящего поражения Кемету, лишь Гипнокоту.

— Не боишься? Во время гонок мы все увидим настоящую Принигонду без бога-покровителя, хватит ли у тебя сил выдержать нагрузку?

— У меня хватит упорства, — ответила секунд через десять, мысленно перебрав несколько предложений и отсеяв всё лишнее. По выражению лица Кенуэя вижу, что он посчитал меня тормознутой. Срочно исправляюсь: — В моём словаре нет слова «проиграть»!

Только хуже сделала! Молчание и вправду бывает золотом.

— Как ты оцениваешь свои шансы?

— Пятьдесят на пятьдесят. Со щитом или на щите.

Осталось слов: 30.

— А теперь рисунок… — парень достал из пояса лист папируса и набор древних карандашей. — Повернись в профиль и замри.

На создание «фотографии» Кенуэй потратил две минуты, во время которых я мысленно просила Ка сделать так, чтобы он оказался художником… К сожалению, Ка не услышал, ибо то, что я увидела, удивительно смахивало на наскальное творчество первобытного ребёнка. Чтобы никто случайно не принял моё лицо за горшок с ручкой, горе-художник подписал внизу моё имя.