Его искали, а он нашелся (СИ)

Однако, как он красиво определил кому шанс подарит, а кого сразу нахер - только людям, не чудищам, тварям или эльфам. Это даже логично, ведь Тиа спасать - сравнимо с выстрелом себе в ногу, как и помогать мне родимому. Она, как бы, убила кучу важного для Империи народа даже без учета Второго Принца, но уж тот ее теракт никакое участие в последней битве не искупит. Максимум, позволят яд принять, после обстоятельного допроса, а не запытают в казематах, да и то не факт, ведь может и найтись желающий попрактиковать на ней хоть ту же рабомантию.

Гестия уже к твари ближе, чем к чудищу, настолько ее развезло после выеденного котла, каким было покойное Косновение, разорви ему хлебало... хотя, чего это я, уже разорвало, причем моими же руками. Это для меня она соратник, которого я выбрал и которого буду считать своей даже сейчас, но для жреца бывшая Раймель, всего лишь заарканенная каким-то подчинением опасная хрень, которую убивать-то нужно просто из чувства самосохранения. О милашке дьявольской, нынче пребывающей в облюбованном для себя теле культистки, я и говорить не желаю - и сам бы с радостью от нее избавился бы.

Остаются только Ганс, Лосий и Тария, как единственные достойные спасения с точки зрения верховного жреца, только на Тарию он, вообще не рассчитывает и в раскладе не учитывает, очевидно найдя следы подчинения или просто считая ее недостойной своих усилий по вербовке. Я даже готов поспорить, что он сам считает свой поступок именно благородством и готовностью отплатить за вклад в победу, а не желанием урвать себе носителя мифического артефакта. Он и вправду помочь хочет, только на свой лад, на Алурейский лад, так сказать, сея справедливость и воздавая по заслугам. В этот миг у меня, наконец-то, щелкает в голове и детали паззла сходятся воедино, не все из них, даже не половина, но достаточное количество, чтобы судить о происходящем хотя бы поверхностно.

Иерем, как и стоящий за его спиной патрон, не мог пропустить артефактное кольцо у меня на пальце и его природу, не мог не заметить изменения в моем теле, последствия утраты человеческой природы во всех смыслах этого выражения. Он считает меня уже тварью, лишь упорством призванного Героя, которого он сам не встречал, но читал об этом феномене, удерживающегося в рамках прежнего характера. Считает, что я притворяюсь даже перед самим собой, стараясь цепляться за остатки былого! И был бы он прав, встреть меня после того самого первого удара сдохшего Господина, когда яд его Похоти вынудил убить в себе собственное Я, чтобы не умереть вместе с ним.

С его точки зрения, он желает спасти моих соратников от меня же, от почти твари, что сама сдохнет, и потянет за собою всех остальных. Жрецу никто не сказал про причины, по которым я выбрал себе в путь-дорогу именно кольцо Менталиста, он не знает ни меня, ни их, оценивая каждого из здесь присутствующих по своей шкале, по принципам жизни этого проклятого мира. Для него, уверен, это даже не проблема, не дилемма морали, а рядовая ситуация, когда вынужден воздать по справедливости даже тому, кого сейчас станешь убивать и кого презирал или даже ненавидел мигом ранее.

Соперничество с Воителем, желание заполучить мифик в свои ладошки, намерение как следует распорядиться вырванными из головы Осеннего Палача сведениями, необходимость отобрать обратно слямзенный мною фамильный клинок Вечной Династии - это все вторично, происходит из той самой уверенности в своей правоте. Он меня уже осудил, уже взвесил и назначил цену, сочтенную им справедливой. Уже вынес вердикт о моей виновности, лишь смягчив приговор за счет сделанного мною подвига, расплатившись той мягкостью за последствия этого подвига.

В подобной ситуации нужно было бы поторговаться, возможно даже выбив чего-то сверху, если не бежать от битвы. Можно было бы и сразу броситься в бой, лишь подтвердив все его ожидания, выставив себя именно тем, кого он во мне вполне обоснованно видит, броситься в битву и сдохнуть в ней, раз уж он сам ее предлагает и даже не сомневается в исходе сражения. Чего точно не стоило в подобных обстоятельствах делать, так это терять самоконтроль и выпускать наружу свой говнистый характер, потому что холодной должна быть голова.

Улыбка на лице сменяется, превращается из усталой и грустной, в совсем иную, неожиданную и для меня, и для моего собеседника, да и для его хозяина тоже. Не оскалом загнанной в угол твари, что готова продавать жизнь подороже, стремясь самой протянуть подольше. Не гримасой ужаса перед неизбежным приговором, нежеланием заканчивать собственную сказку раньше времени, страхом перед концом последнего моего приключения. На лице у меня хватает гнева, как и в глубине бурлящей ненавистью сути, но куда больше там чистого, незамутненного, просто обжигающего презрения. И вот эта эмоция, это чувство, рвущееся сейчас из самого нутра, ударило хлесткой плетью по внимательно вслушивающемуся в меня жрецу, заставив невольно отшатнуться, крепче сжать свою побрякушку, потерять вновь собственный баланс, только теперь его восстановить выходило куда медленнее.