Его М.Альвина (СИ)

– Господи. Ну, два дурака – не иначе, – с горечью вздыхает он. – А нельзя было вчера нормально поговорить? Что Даня душу вытравил себе, что ты…

А я вообще плохо понимаю, почему Аристарх Григорьевич говорит о нем и обо мне так, как будто в курсе, о чем идет речь.

– Откуда вы знаете, что мы вчера… что он… – бормочу себе в ладони и нервно глотаю собственный водопад слез.

– Данил рассказал, – Аристарх Григорьевич поясняет так спокойно, что я даже перестаю всхлипывать.

Убираю руки от лица и поворачиваюсь к Граховскому, который чинно восседает за рулём все ещё незаведенной машины и напряженно поджимает губы.

– В смысле рассказал? Это как понимать? – шепчу я.

– Так и понимать, Аль. Мы иногда общаемся.

– Что это значит? – смотрю на Аристарха Григорьевича, широко распахнув глаза.

Он вздыхает и кладёт свои руки на руль, начиная перебирать пальцами по его кожаной оплетке.

– Аль, я в курсе почему ты не пришла тогда на концерт. Знаю эту жуткую историю про игры.

Эта фраза, как обухом по голове. Я перестаю вообще что-либо соображать. Пульс барабанит по моим венам в сумасшедшей пляске, а в груди тяжелеет холод. Я отмираю лишь через какие-то долгие секунды:

– Знаете? Откуда? – произношу одними губами и не могу отвести взгляда от спокойного Граховского.

– Данил и рассказал, когда пришёл ко мне объясниться по поводу твоего прослушивания. С тех пор я и поддерживаю с ним связь.

– Какого прослушивания? – Я туплю уже окончательно.

– А ты думаешь, тогда просто так было решено дать тебе второй шанс? Значит, он все-таки не сказал о том, что… – задумчиво тянет Граховский.– Альвина, а о чем вы вообще разговаривали с Даней вчера? – неожиданно в лоб вопрошает он, хмуро сощурив взгляд.

В моей и без того захламленной переживаниями голове хаосом вспыхивают отдельные части нашего разговора.

– Данил сказал, что лечился. Что его нашёл отец, и теперь он живёт и работает у него. И что очень рад моим успехам… – тихо бормочу я, растирая по щекам тыльной стороной ладони непрекращающийся поток слез.

– И все? – Аристарх Григорьевич вопросительно ведет бровями.

Глотаю солёный ком в горле и просто киваю. А разве должно быть что-то ещё? Мне хватило и этого, чтобы вскрыть все шрамы и раны. И ощутить, как Данил ограждается от меня… Ну, конечно, прошло столько времени. Может, и больно-то сейчас только мне.

– Ясно, – вздыхает Граховский и тянется к ремню безопасности. – Поехали. Как раз время до аэропорта хватит, чтобы поговорить и про прослушивание, и еще кое о чем.

– Я не хочу никуда ехать, – с дрожью в голосе честно признаюсь уже самой себе. – Это чувство, что он здесь…

– Да где «здесь»? Данил не живёт в России. Он вообще улетел еще вчера.

В салоне авто повисает тишина. Я и Граховский смотрим друг на друга так, словно мы ведём разговор о разных людях. Нервно приглаживаю ладонью по идеально стянутым в хвост волосам и перевожу дыхание. Данил улетел вчера? И что конкретно он так и не сказал мне? При чем здесь мое прослушивание? Господи… Я сейчас свихнусь уже!

– Где он? – шепчу под нарастающий стук своего сердца.

Улыбнувшись, Аристарх Григорьевич вздыхает и, наконец, заводит машину.

– Если улетишь, то Данил будет настолько близко к тебе, что ты и представить не можешь…

Глава 49

Я не двигаюсь с места, даже когда за спиной слышу шорох шин уезжающего такси. Так и стою у края каменной дорожки, ведущей к небольшому двухэтажному домику.

Симпатичный особнячок из кирпича винного цвета с панорамными окнами на первом этаже, покатая крыша, идеально зелёный газон вокруг и отличительная черта американских двориков – полное отсутствие хоть какого-либо забора.

У меня нет препятствий, чтобы пройти дальше по дорожке до дверей дома. Только вот сделать первый шаг вперёд страшно. Страшно до какой-то глупой, обнадеживающей мысли в голове, что адрес, который дал мне Граховский, неверный.

Глубоко вдохнув, все же совершаю этот шаг вперёд. А дальше уже и не хочу останавливаться. Расстояние до двери преодолеваю за секунды, и осознание того, что возврата нет, приходит, когда не раздумывая жму на звонок.

И время замирает. Тянется, как чёртова жвачка, которая мерзко липнет к моим нервам, не давая даже дышать.

А что если его нет дома? Или он… вообще не один? Боже, и зачем я приехала?

Здесь нет привычки запираться на ключ, поэтому у меня нет таких нужных секунд, чтобы, слушая обороты замка, угомонить рвущееся на миллиарды ударов сердце. Но оно глохнет и без этого.

Потому что когда распахивается дверь, во мне все обрывается. Абсолютно все. Пульс, дыхание, мысли. Из меня как будто на живую выдергивают душу, оставляя пустой оболочкой в симпатичном платье в цветочек, застывшей на пороге чужого дома.

– Твою мать, – шепчу я и чувствую себя так по-дурацки, пока ореховые глаза напротив затмевает шок.

И меня с головой накрывает паника. Хочется сделать то же, что и в день нашей первой встречи.

Сбежать.

Только если тогда мной руководил страх, то теперь растерянность.