Его ребенок

— Почему ты смеешься, я не понимаю! То ты объявляешь маму своей невестой… Стой, — остановила я его, когда он хотел меня перебить, — это нужно было для работы, хорошо. Допустим. Но как ты мог потом… потом ее в тюрьму?

— Не в тюрьму, Карин. А в изолятор. Успокойся, — надавил он голосом, когда я попыталась вывернуться. — Уж поверь мне, она заслужила.

— Как тебе не…

— Стыдно? Точно не стыдно, Карин. Твоя мать во многом виновата сама. И тебя я все время призываю к тому же. Не глупи.

— Опять ты заладил с этим… «Не глупи. Не глупи!» А сам-то!

— А что я? — Он прищурился. — Я не скрывал от тебя ребенка.

— А я не прованивалась женскими духами!

— Я не обиделся бы, если бы ты вылила на себя флакон духов. Конечно же, мне не понравилось бы, но расстроился бы я уж точно не сильно. Ты вкусно пахнешь сама по себе.

— Вот опять ты переводишь все в шутку, а я с тобой серьезно говорю.

— О женских духах?

— У тебя с ней что-то было?

Он покачал головой и, прямо смотря мне в глаза, четко произнес:

— С ней у меня ничего не было. Я даже не запомнил, как ее зовут.

Как же искушающе было сейчас ему поверить, только вот…

— До того, как ты откроешь свой красивый ротик, — он приложил палец к моим губам, — подумай, нужно ли тебе это и хочешь ли ты сама слышать ответ на невысказанный вопрос. Ты сама решила со мной расстаться. Не забывай об этом. — Я сглотнула, слушая его, словно загипнотизированная. — В данный момент важно лишь то, что мне нужна ты. Именно ты.

— Нужна? — шепнула я, касаясь губами его пальца, которым он тут же начал их обводить. Сначала верхнюю, затем нижнюю, потом немного надавил, приоткрывая мой рот.

— Очень нужна, — хрипло добавил он, завораживая меня своими темными глазами. Я больше не видела границу его зрачка, он словно сравнялся с темно-карей радужкой. — Но у нас ничего не получится, если ты будешь и дальше глупить…

Его слова на мгновение меня отрезвили, и я, часто заморгав, попыталась прогнать наваждение и прислушаться к тому, что Марк говорил.

— А я очень хочу, чтобы получилось. Тем более сейчас. У нас практически нет иного выбора, — серьезно произнес он, все еще поглаживая мои уже приоткрытые губы. — Ведь я не зря призывал тебя к серьезному осмыслению твоих поступков. Это была не моя блажь. Просто я не могу стараться один. Слышишь, Карин? — Я отупело кивнула. — Мне хочется меняться ради тебя. И мне хочется создать с тобой семью. Я пока не говорю о любви или чем-то подобном, мне просто хорошо с тобой, я скучаю по тебе, и да, ты нужна мне. Я вижу наше будущее и хочу его, но…

Что «но»? Он так красиво говорил, и я с трудом держалась и слушала его. Понимала слова и их смысл, хотя, видит бог, это было безумно трудно.

— Но если ты не будешь прикладывать усилия так же, как и я, у нас ничего не получится.

«Я буду. Конечно же, буду», – мысленно простонала я, боясь перебить Марка.

— Пойми, я же всего лишь просил тебя разговаривать со мной откровенно… — Я кивнула, а Марк ласково улыбнулся. — Обо всем. А что в итоге? В итоге ты с самого начала врала о своем месте жительства. Не брала трубки в нужную минуту, не давая мне объясниться, когда я принял важное решение, а теперь пытаешься выяснять, изменял ли я тебе… — Я виновато прикрыла глаза, не в силах больше выдерживать его серьезный и требовательный взгляд. — Хотя сама никогда не была откровенна. Ты даже о ребенке умолчала, — последние слова он проговорил практически шепотом, надсадно, словно они дались ему с трудом.

С моих губ пропали твердые пальцы и их мягкие касания, и я недовольно распахнула глаза.

Марк же, напротив, устало прикрыл свои, а затем и вовсе отвернулся. И только в этот момент я поняла, что ему тоже больно. Вот так вот неожиданно я осознала, что совершенно непреднамеренно причинила ему боль. Положила ладони на его плечи, затем нежно провела по его голой коже, спускаясь к его груди, прижалась щекой к его шее, а телом к его спине – настолько, насколько это позволял мой живот.

— Прости… — шепнула я, Марк же накрыл мои ладони своими, согревая их.

Мы еще долго молчали, но в этой тишине нам было уютно.

Много позже Марк повернулся и поцеловал меня. Настолько нежно, что у меня защемило что-то в груди и опять стало больно, только уже за него. Почему… Почему я совершенно не думала о нем и его чувствах ко мне? Через пару мгновений я уже и об этом думать не могла, просто крепко цеплялась за литые мужские плечи, обнимая Марка так сильно, как только умела.

— Обещай мне никогда больше не делать поспешных выводов, — сбивчиво зашептал он мне в губы и бережно уложил на кровать. — И всегда говорить о том, что тебя не устраивает, — еще один поцелуй, — спокойно, рассудительно. — И целых два поцелуя, в губы и подбородок, а потом в шею.

В этот момент я была готова пообещать все что угодно, и тем более такую, казалось бы, мелочь, но по факту очень важную вещь.