Его величество

Николай Павлович мог бы и настоять на своем, но отцовское чувство, вспыхнувшее в нем, заставлявшее подойти ближе, положить руку на плечо, пуститься в долгий разговор, не позволяло дольше оставаться рядом с Андреем. Пожелав юнкерам весело провести вечернее время, он быстро удалился.

Подъезжая к школе, возвращаясь памятью к той октябрьской встрече с сыном, император убеждал себя, что на этот раз не обратит внимании на Андрея. Но едва на плацу выстроились юнкера, он сразу отыскал Мещеринова и, как самому показалось, улыбнулся и кивнул сыну.

Николай Павлович опять остановил взгляд на Андрее, когда обратился к юнкерам с торжественной речью. Говоря проникновенные слова о чести и достоинстве, о традициях русского воинства, он неотрывно смотрел на правофлангового юнкера, словно слова эти были обращены к нему. Он перевел взгляд себе под ноги только после того, как заметил, что юноша засмущался и отвел глаза.

Строевой смотр на этот день не предусматривался, но государь приказал оставить на плацу первокурсников.

— Здравствуйте, юнкера! — скомандовал он.

— Здравия желаем, ваше императорское величество!

— Слушай! — произносит император и делает паузу.

— К маршу… — пауза повторяется.

— Равнение на-права-а!

— Шагом!

После команды государя: — Марш! — юнкера, печатая шаг, направились в другой конец плаца.

В морозном воздухе отчетливо звенел голос императора:

— Раз! Два!..

Николай Павлович забыл о времени, которым был ограничен, о своем возрасте, который не позволял состязаться на плацу с юнкерами, а тем более задавать тон молодым курсантам. Но он ликовал, и ему казалось, что не шагал, а летел по воздуху, до чего был красив и звучен его пружинистый шаг, сливающийся с шагом юнкеров.

Усталость император почувствовал, когда, вернув курсантов на прежнее место, обратился к ним с прощальным словом:

— Запомните! Воинская служба — это прежде всего порядок, строгая безусловная законность, никакого всезнайства и противоречия, все подчиняется одной цели и все имеет свое назначение. Потому-то мне хорошо среди вас, и потому я всегда буду держать в почете звание солдата. Я смотрю на человеческую жизнь только как на службу, так как каждый служит.

В воздухе пахло талой водой, прелостью коры деревьев, впитывающих в себя влагу. В ветках осин и берез суетились грачи, шумно собирая гнезда. Он уже закончил говорить, но ему казалось, что последние слова все еще эхом звучат в прозрачном мартовском воздухе. Он вглядывался в застывшие лица юнкеров и ему почему-то казалось, что эти молодые курсанты верят ему, думают, как он, и готовы по первому его зову выступить на защиту Отечества.

Государь уехал. Он опаздывал к преображенцам.

Юнкера прошли в казарму. Там между ними разгорелся спор.

— Ты нам о справедливом государе говорил, Мещеринов? Теперь убедился? — надвинулся на Андрея низкорослый юнкер.

— Он-то причем, — вступился было за Андрея его друг, но его голос утонул в шуме других голосов.

— А вы видели, как на построении император глядел на нашего Андрюшу? Он просто ел его глазами! — хихикнул другой курсант.

— Чего пристали! Может, они родственники, — добавил жару в разговор командир отделения.

— Похожи, — потянул низкорослый юнкер.

— Не дай бог такого отца иметь, — снова вмешался командир отделения.

— А чего вы недовольство высказываете? — вступил в разговор самый старший из юнкеров. — Вот Мещеринов молчит. Может ему такой отец по душе пришелся бы. Отец, который смотрит на человеческую жизнь не иначе, как на службу.

— Побойтесь Бога! Он же царь, — раскатисто проговорил Мещеринов. — Я не малейше не сомневаюсь, что государь взялся командовать нами из добрых побуждений. Гордиться надо, а не ныть, что вам довелось маршировать под командованием императора!

Голоса стихли.

Андрей обвел взглядом сокурсников. Его раздирала обида за близорукость товарищей. Занятые самими собой во время марша, они не видели императора. А он видел его величество! Видел радость на лице Николая Павловича от того, что получается у первокурсников шаг и что он сам не отстает от молодых. А ведь государь не молод. Ему за пятьдесят!

Мещеринова, конечно, тоже брали сомнения. Но в своих мыслях он не сердился на императора за муштру, его волновал другой вопрос: почему, будучи второй раз в школе, государь так пристально рассматривает его, с детских лет потерявшего родителей? Еще больше его волновало неведомое ранее чувство знакомости государя, ощущения, что виделись они с ним ранее и не раз.

Андрей снова представил императора, марширующего рядом с ним, его сосредоточенное лицо. Вдруг эта картинка перевернулась, и он ясно увидел сидящего в большой и светлой комнате похожего на государя мужчину в мундире без эполет с оловянным солдатиком в руке.

— Не может быть! — прошептал он.

…Николай Павлович, спрятавшись в глубь кареты, снова и снова возвращался к встрече с курсантами и чувствовал, как жар заливает его щеки.

«Раскомандовался! — возмущался он, представляя, как вышагивал рядом со строем и выкрикивал команды. — Со стороны посмотреть, со смеху упасть можно было. И падали бы офицеры, да боялись».