Его величество

— В Виленском генерал-губернаторстве инвентари введены почти повсеместно. Такое же положение в Киевском генерал- губернаторстве. В Витебском — около 10 процентов, в Могилевском…

— Достаточно. Напишешь подробный отчет, с перечислением причин и с предложениями, — сказал государь, поднимаясь от стола. — Устал я сегодня.

Он знал, результаты инвентаризации в других губерниях, которые собирался объявить Киселев, будут низкими и не хотел лишний раз слышать об этом. Впервые за годы царствования император чувствовал усталость. Крестьянская реформа, которую он считал, чуть ли не главным смыслом жизни двигалась медленно, встречая сопротивление родных ему людей и ближайших соратников. В результате реформ положение крестьян ухудшилось, так как в инвентарях повинности оказались завышены. Надежда с помощью Бибикова, Блудова, Перовского и Кисе-лева найти новый подход к раскрепощению крестьян не оправдалась.

«Нет рядом Сперанского и Бенкендорфа, — размышлял Николай Павлович, забыв о том, что не отпустил Киселева и теперь министр сидит за столом, боясь шелохнуться. — Они бы подсказали, что делать. Нет Канкрина и Толя, которые поворчали бы, но потом каждый из них обязательно сказал что-то разумное. В прошлом году не стало Иллариона Васильевича Васильчикова, с которым можно было доверительно говорить. Да что же это я? — Николай Павлович сделал глубокий вздох, распрямил плечи, и течение мыслей изменилось: — У меня есть Воронцов, Чернышев, Орлов, Паскевич…» — На ум стали приходить недавние события в соседней австрийской Галиции, где в борьбе с польским национализмом правительство Меттерниха спровоцировало выступление крестьян против польских помещиков-католиков. Волна беспорядков могла захватить и Царство Польское.

В письме к князю Паскевичу от 16 февраля 1846 года он тогда писал: «Признаюсь тебе, хотя может это и грешно, но я с особой радостью узнал про новые безумства Поляков; ибо они так кстати проявились, что, кажется, всем откроют глаза и докажут, наконец, какими единственными мерами можно с ними управляться. Но что еще более меня порадовало, это то, что мужики их ловят и выдают: вот нам разительное доказательство, что народ добр, так и привык, ежели не привязался, к нашему порядку. Это лучшая для нас гарантия. Хотя ты всегда был разрешен поступать с подобными злодеями по полевому уложению, но для вящего сему еще подтверждения посылаю тебе новый о сем указ, я его сообщаю и Австрийцам и Пруссакам не затем, чтобы надеялся нашим примером заставить их столь же строго наказывать…»156

В следующем письме, 3 марта 1846 года, он добавлял: «Верю очень, что теперь Австрийцам нелегко будет приводить народ к порядку, ибо, сколько народное орудие в том случае им не было полезно, оно самое опасное, ибо выводит из порядка и послушания, а тут и коммунизм готов.

Этого примера я боялся для наших на Волыни и Подоле и сейчас послал Бибикова со строгим приказом отнюдь не дозволять никакой подобной попытки, ибо никогда не позволю распорядков снизу, а хочу, чтобы ждали сверху».157

Паскевич упредил волнения и ввел на территориях Царства Польского, где крестьяне были освобождены без земли декретом Наполеона 1807 года, инвентари под названием «претационных табелей». В соответствии с табелями помещики лишались права уменьшать наделы и увеличивать повинность.

Оторвавшись от воспоминаний, Николай Павлович с удивлением посмотрел на Киселева.

— Ты еще здесь? — спросил он, потирая кончиками пальцев виски.

— У меня остался вопрос, который я не в силах решить сам.

— Говори.

— Мы не сможем двигаться дальше в раскрепощении крестьян, если не узаконим права крепостных владеть купленными ими землями де-факто на имя помещика.

Николай Павлович качнулся к Киселеву, словно хотел рассмотреть его поближе, и задумчиво произнес:

— Это доброе дело, хотя, уверен, будет ропот, станут пугать разными последствиями. Но я твердо положил, отсекать все, что в понятии добрых людей не может безвредно более сохраняться, и тихо, осторожно, но безостановочно буду выполнять свою обязанность. Прежде утвердим за крепостными недвижимую собственность, ими приобретенную, потом и движимую, но не разом и не теперь. Пока человек есть вещь, другому человеку принадлежащая, нельзя движимость его признать собственностью. Но при случае и в свою очередь и это сделается.

3 марта 1848 года вышел Указ «О предоставлении крестьянам помещичьим и крепостным людям покупать и приобретать в собственность земли, дома, лавки и недвижимое имущество». Несмотря на полномочия, предоставляемые помещичьим крестьянам, он содержал юридические гарантии произвола и злоупотреблений помещиков, которые могли безнаказанно присвоить себе имущество, приобретенное крестьянами до вступления Указа в законную силу. Если купленная земля находилась в составе заложенного имения или в залоге, крестьянин терял на нее право. О недвижимых имуществах, приобретенных ранее, в законе говорилось: «Никаких о том от крепостных людей споров не допускать и никаких по оным разысканий не делать».158