Его величество

— Если бы правительство было напугано, оно прекратило бы избиение наших людей в самом начале, — с дрожью в голосе, готовый взорваться сказал Николай Павлович и спокойнее спросил: — Мне известно, что господин Грибоедов и его товарищи долго сопротивлялись. Так ли это?

— Они отстреливались. Дрались врукопашную. Но численное превосходство… — начал было Нессельроде.

— Не надо про численное превосходство, — прервал его император. — Главное, не сидели сложа руки, не просили пощады, а дрались, как и подобает русским людям! Да, скажи мне, — он прервал свою пылкую речь и посмотрел на министра исподлобья. — А что шах-то? Какие действия он произвел?

— Раздраженный шах тотчас арестовал и наказал виновных, — сказал, волнуясь, Нессельроде.

Карл Васильевич знал, сейчас император потребует высказать мнение, как в дальнейшем поступать с Персией. Наверняка, если будет сказано, что надо ждать вестей из Тегерана, он вспылит, прикажет немедленно отписать шаху.

— Меня удивляет, что ты во всем обвиняешь господина Грибоедова. Но он находился на своей территории. Не мне тебя учить, опытного дипломата, какими правами обладал чиновник министерства иностранных дел, принимая у себя армянина, — неожиданно вернулся к началу разговора Николай Павлович.

— Но он пренебрег нравами и обычаями страны… — попытался выйти из положения Нессельроде.

— Довольно, — император стукнул ладонью по столу. — Ты призван защищать наших граждан, а не нравы и обычаи других народов.

— Но не войну же объявлять, — обронил министр иностранных дел. И спешно, словно в оправдание, добавил: — Мы еще не закончили турецкую кампанию. Две войны вести сразу для России будет трудно.

— Мне известно — ты просил Паскевича не обострять персидского вопроса, — с иронией сказал государь. — Чтобы этого больше я не слышал! Мы должны проявить чрезвычайную твердость, объявив шаху, что отвратить угрозу падения династии Каджаров возможно только испросив прощения у русского царя. Документ такой силы должен быть подготовлен сегодня же.

Положение на Кавказе и без того осложнялось беспрерывными стычками с горцами. Николай Павлович предупреждал генералов перестать утеснять и раздражать горцев. Ему нужны были не победы, а спокойствие. Он советовал приголубить народы Кавказа, привязать их к русской душе, ознакомив их с выгодами порядка, твердых законов и просвещения, утверждая, что беспрестанные стычки и вечная борьба все более удаляют горцев от России, поддерживая воинственный дух в их племенах, без того любящих опасности и кровопролитие. Для противостояния Персии сейчас, как никогда, нужен был мир на Кавказе.

* * *

Война с турками завершалась взятием Варны и отходом русских войск от Шумилы за Дунай. Отступление вызвало ликование в европейских государствах. Туркам прочили победу, поощряя Порту к решительным действиям.

Но 9 февраля 1829 года император Николай I уволил главнокомандующего графа Витгенштейна, назначив на его место генерала Дибича. Начальником штаба у него стал генерал-адъютант барон Толь. Были произведены перемены, облегчившие положение солдат — смягчена чрезвычайно строгая дисциплина, улучшено продовольствие, разрешено ношение в походах вместо киверов — фуражек и преобразованы обозы.

В Берлине готовились к встрече невесты принца Вильгельма, принцессы Саксен-Веймарской Августы, дочери великой княгини Марии Павловны, племянницы императора Николая I. К торжеству приглашался дипломатический корпус.

Когда дипломаты собрались, явился князь Волконский и во всеуслышание позвал французского посла графа Агу в кабинет к императору Николаю Павловичу, желавшему с ним побеседовать. Мало кто догадывался в тот момент, что с этой минуты в Берлине начались мучительные переговоры в поисках мира с Османской империей.

В другом помещении дворца с прусским министром иностранных дел графом Бернсторфом беседовал генерал-адъютант Бенкендорф. Александр Христофорович, выполняя поручение государя, пытался выведать мнение прусской стороны, заинтересована ли она в окончании войны России с Турцией.

Бенкендорф указывал:

— Настойчивость императора Николая продолжать начатую войну с углубленною энергией следует приписать проискам европейских кабинетов и надеждам, которые они подают Турции на их посредничество. Если кампания нынешнего года не увенчается полным успехом, на следующий год государь снова лично станет во главе своих войск, за которыми, в случае нужды, последует вся Россия, готовая всем пожертвовать ради славы нашего оружия.

Не давая министру прийти в себя, Александр Христофорович продолжал: