Екатерина II, её происхождение, интимная жизнь и политика

Жаждущая физической любви Екатерина скоро тесно сошлась с Понятовским, и тот же самый Леонтий Нарышкин, служивший посредником в любовных отношениях Екатерины и Салтыкова, стал и теперь на этот же унизительный пост, у сестры которого встречалась по ночам эта блудница со своим польским селадоном. «Под предлогом головной боли, — пишет Екатерина в своих до цинизма откровенных мемуарах: — я ложилась рано спать. И когда мадам Владиславова, уложив меня, удалялась в свою комнату, я немедленно вставала и одевала с ног до головы мужскую одежду. В определенный час, через покои великого князя приходил Леонтий Нарышкин и начинал мяукать около моей спальни; я отворяла ему дверь. Затем никем не замеченные садились мы в его экипаж и всю дорогу смеялись до слез над теми, кого мы так ловко водили за нос. У сестры Нарышкина нас ожидал граф Понятовский. Большею частью я оставалась в квартире Нарышкиной около полутора часов и затем ехала домой. Несколько времени спустя, Нарышкин предложил встречаться у меня, и ему удалось доставлять гостей никем не замеченными в мои покои. Так начался 1756 год. Нам очень нравились эти тайные встречи, которые бывали два-три раза и более в неделю, то у меня, то у Нарышкиной…»

Вскоре Понятовский, вследствие дипломатических интриг, был вынужден оставить Петербург, но его отсутствие продолжалось недолго, и ему удалось снова вернуться на берега Невы, но на этот раз уже не шпионом Фридриха, а польским посланником при российском дворе.

Нечего и говорить, что Понятовский немедленно возобновил свои прежние отношения к Екатерине и в её объятиях совершенно забыл обязанности по отношению своего отечества. С удивительной беззастенчивостью описывает Екатерина «официальный» прием нового польского посланника и его секретаря, графа Горна: «Когда мы трое вошли в мой кабинет, — пишет Екатерина, — нам выбежала навстречу моя маленькая болонка и стала немилосердно лаять на графа Горна, но когда она увидела Понятовского, то мне казалось, что она сойдет от радости с ума… Граф Горн дернул Понятовского за фрак и сказал: «мой друг, самое ужасное — это болонская собачонка; когда я любил женщину, то я первым долгом дарил ей такую собачку, и чрез это я всегда знал, стоял ли кто-либо к моей любовнице ближе, чем я. Несомненно, животное видит вас не впервые, но будьте уверены, что я буду молчать об этом».

До 1759 г. граф Понятовский оставался на посту польского посланника, оставаясь в тоже время, «интимным другом» Екатерины. Осенью 1758 г. они одарили Петра дочерью. Но теперь Петр уже не был столь легковерен насчет своего потомства. «Бог знает, — сказал он при этом: — от кого явилась эта девочка, на себя принять я этого ребенка не могу».

Подобное проявление сознания в Петре нагнало на его супругу немалый страх, «и с этого момента, — пишет Екатерина: — мне стало ясно, что мне предстоит погибнуть или с мужем, или от мужа, а с другой стороны перед мной мелькала возможность спасти самое себя и ребенка, а в благоприятном случае быть может и государство… Поэтому я решила выставить себя пред народом в таком свете, чтобы последний смотрел на меня, как на спасительницу…» Иначе говоря: сначала измена и прелюбодеяние, затем государственный переворот.

В одежде музыканта или парикмахера посещал роженицу Понятовский, и, как отзывается об этих посещениях Екатерина, они отличались большим разнообразием и веселием. Когда же в покои являлись адъютанты Елизаветы, чтобы справиться о здоровье больной, Понятовский скрывался за портьеры. Ребенок был немедленно удален от матери, которая была занята совершенно посторонними вещами, и жил только два года.

Но скоро посещения Понятовского стали известны императрице, и ему пришлось проститься с Петрополем. Вот как было это дело по свидетельству Гельбига.

Переодетый цирюльником, Понятовский скитался около дворца великой княгини в Ораниенбауме. Об этом известили Петра, который встретил цирюльника очень свирепо и велел его арестовать. Когда арестованного привели на допрос к Петру, то тут же находился граф Браницкий, который по окончании допроса пинками вытолкнул Понятовского за дверь. Петр при этом смеялся до слез. Случай этот дошел до Елизаветы, и карьере Понятовского в России был навсегда положен конец.

Но и на этот раз не суждено было прекратиться навсегда связи Екатерины с Понятовским. Хотя на время на ложе любви и явился новый заместитель, но скоро международная политическая игра снова свела Екатерину с Понятовским.

После злосчастного для Польши договора Фридриха II и Екатерины, состоявшегося 11 апреля 1764, которого «секретные параграфы» имели в себе смертоносный яд для Польши, между обоими властелинами состоялся особый секретный договор, по которому отнятая у короля Фридриха Августа II корона должна была перейти к прежнему любовнику Екатерины, графу Понятовскому.

Не потому был избран для сей великой чести Станислав Понятовский, что он был особенно дорог Екатерине, а потому лишь, что она имела в виду воспользоваться им и извлечь из несчастного Сарматского королевства свою личную выгоду.