Екатерина II и ее мир: Статьи разных лет

Учреждение о губерниях и Устав благочиния создали основу для систематизации управления на местном уровне. Они содержали (хотя и далеко не полное) руководство для общества, объяснявшее его роль в новых учреждениях. Однако у государства, как говорилось выше, не хватало людских ресурсов, чтобы как следует заполнить штатом эти учреждения. Здесь как раз и заняли свое место Грамоты. Они формализовали на местном уровне сословные корпорации, которые могли не только дать недостающие людские ресурсы, но в некоторых случаях и подобрать их. При приемлемых для себя издержках государство вовлекало в государственный аппарат тысячи отставных и неслужилых дворян, уважаемых купцов и ремесленников. Возник некоторый запас людских ресурсов, откуда можно было черпать заседателей

и других судебных должностных лиц, а также полицейских чиновников, предусмотренных законами 1775 и 1782 годов. Кроме того, местное самоуправление, осуществляемое через корпорации, поможет государству направить ресурсы общества на службу монарху самым эффективным образом. Монарх и общество в России могли теперь идти в одном направлении.

Если бы даже дело ограничилось попыткой создать общество на базе сословий и сформировать сами сословия, то Грамоты и тогда заслуженно изучались бы как вехи российской политической истории. Но императрица пошла дальше. В то время личность была беззащитна перед лицом государственной власти, тем более в России. Однако даже при желании изменить это положение было бы преждевременно думать о создании совершенно свободной личности, не входящей ни в какие юридические или экономические группы; это значило бы приближение социальной анархии, риск, на который ни один здравомыслящий правитель не пойдет по своей воле. Поскольку идея равенства всех граждан перед законом была чужда самой природе абсолютной монархии, Екатерина II пошла по пути обеспечения прав и привилегий индивида через его членство в одном из вновь установленных сословий. Это действие с современной точки зрения едва ли выглядит прогрессивным, но в то время оно казалось уместным.

Чтобы вселить жизнь в корпоративные структуры, создававшиеся императрицей, их надо было наделить четко определенными правами и привилегиями, пусть даже абстрактными и бессмысленными в отношении государственных крестьян. Ведь именно привилегия, даваемая членством в корпорации, являлась «основным механизмом воздействия короны на различные составные части общества» — если применить к России высказывание, которое первоначально относилось к роли корпораций в конце ancien régime

во Франции^{375}

. Без предоставления привилегии приписка к сословию остается пустым жестом. Призвав или, вернее, заклиная, как духов, установленные законом и наделенные привилегиями корпорации выступить посредником между личностью и государством, или, лучше сказать, создав их для этого, императрица всего лишь следовала хорошо зарекомендовавшему себя европейскому прецеденту, причем в тот момент, когда на континенте ему еще не было никакой альтернативы.

Если привилегии, прошедшие через фильтр сословия, обслуживали потребности государства, они служили и потребностям личности, которую затрагивали. Они обеспечивали этой личности закрепленное законом право на жизнь, на владение собственностью, привилегию заниматься конкретной формой экономической деятельности и все другие привилегии, предписанные статусом. Эти гарантии были просто необходимы для ежедневного существования, но в какой иной форме можно было их получить? Немецкий историк Дитрих Герхард очень обоснованно заметил:

Привилегия выполняет как для личности, так и для корпорации ту функцию, какую в современном мире, после Американской и Французской революций — и только после них, — взяло на себя фундаментальное понятие равенства всех перед законом, или равных гражданских прав, прав человека и гражданина^{376}.