Эха – на!

Правда для удара обувка соответствующая требуется. А то промазать можно, связки растянуть или порвать, а то и вовсе ногу поломать. Вот, если ботинки Микиты взять, то были они войлочные на резиновом ходу. И без шнурков. Ныряич их называл, уже однажды упомянутыми, «шушенскими самострелами» (сильна была большевистская терминология, однако презираема, ибо в наши головушки забивали ея с раннего детства, нас не спрашивая, силком). Просто Бухарин заводскую стипендию свою, да и родительские переводы, частенько переводил на кир, оттого и не находилось деньжат на гардероб. Ну и что? Он, помнится, по случаю, шубу достал – прикупил из искусственного меха, коричневую такую, так она ему жизнь спасла. Микита по пьяни на полном ходу из такси выпал и ничего, ни царапины. И не замерз, свернулся в шубе калачиком и давил храпака, опять на проезжей части, пока Дербент, попутчик его, не вернулся назад на той же тачке и не разыскал потеряшку. А старина Бухарин, по сведениям из источников, заслуживающих доверия,, на этой шубе даже крутил с одной дамой любовь в январе на Волковом кладбище. О, как! А уж сколько раз он в лифте спал накрытый своим мохнатым искристым синтетическим пологом! Никто и считать не станет. Процесс периодический, устойчивый.

Я, к примеру, полжизни проходил в кирзачах. Да, что я! С сорокового года полстраны в прахоря обутыми шатались по просторам одной шестой части. И ничего. Ничего в смысле плохого, поскольку, ежели сапожки правильно подобраны, разношены, как следует, да с портяночками, по климату – сукно или хэбэ, сами выбирайте, так сплошная польза и красота получаются! А сапожки тоже разного покроя бывают, вот найдешь приличные, с голенищами укороченными, на ремешках, проваксишь должным образом, швы все варом пройдешь, сносу им не будет, уверяю. И никакого неуважения к кирзовым сапогам, предупреждаю! На монтаже у нас все едино, начальник ты, сварной или слесарь, выполз на отметку, экипируйся правильно. Костюмчик кислотостойкой ткани, кирзачи, без вариантов. Тогда и работается с удовольствием. А вы говорите – Италия, Монте Наполеоне, Суоми, Аалтонен… баловство одно.

Мне пятьдесят лет. Я пишу стихи и песни. Даже собственная супруга порой считает меня ненормальным. Восемь годков назад, я, будучи главным инженером одной шараги, вдруг перестал вести себя адекватно, а именно ежедневно исправно ходить на службу, прилежно исполнять указания директора, большого ума и щедрости человека (хоть он и не был очень последовательным в данных направлениях, и даже одно время весьма ко мне благоволил), и забил, что называется, на всю подобную жизнь. Многие до сих пор озадачены моим тогдашним взбрыком и последующим поведением.

С тех пор я живу случайными заработками, у меня вышло три сборника стихов, я записал «компашку» с песнями, неоднократно публиковался в толстых литературных журналах, был принят в Союз писателей. Некоторые мои однокашники по вузу, да что там некоторые, подавляющее большинство, прожив три десятка лет в Питере, до сей поры не знают кто такой Глеб Горбовский. А следовало бы, хоть за «Фонарики ночные» и «У павильона пиво – воды». Ведь горланили их в свое время. На Дальнем Востоке как – то случилось нашей группе на практике околачиваться, так я про «советского постового» играл как раз этим самым советским постовым, по их же просьбе. Тем не менее коллеги по прежней службе считают мои нынешние занятия легкомысленными по меньшей мере. Как лениво и снисходительно выразилась одна тётя: «Делать тебе не френ, доминас ты штопаный». Правда она в то время только что вышла из полуторамесячного запоя и была не совсем адекватна. Но глянуть свысока не преминула. Впрочем, поделом и мне. Ибо я частенько желчен, едок и непримирим к своим бывшим сослуживцам, несмотря на внешнюю вежливость. Они чувствуют скрытую насмешку и реагируют соответственно. Возможно у них, равно и у меня, подобные акценты общения расставляются спонтанно, вроде защитного или сигнального освещения. Скорее всего так. Ну чего нам делить?