Эхо чужих грехов

– Митрий, собирайся. Поедешь в моих санях. Покажешь, где тут у вас мельница.

Сани Щеглова свернули с широкой дороги на боковую. Следы от полозьев, хоть и присыпанные порошей, явно проступали на мягком, как вата, снегу.

– Вон, барин, мельница уже видна, – подсказал Митрий.

Сани быстро пролетели оставшийся отрезок пути. Щеглов осмотрелся. Снег, присыпавший кровавые пятна на месте ранения, стал розовым, а на обочине дороги торчал обгоревший до самого кончика масляный факел. Поручик прошёл к мельнице. Залезть на её крышу здесь не представляло никакого труда: к постройке примыкал сарай, с него взрослый мужчина легко мог вскарабкаться на самый верх. Рядом с сараем стоял забор, он вполне мог заменить лестницу.

Поручик подошёл к забору, с него влез на крышу сарая, а оттуда на крышу мельницы. Как и у всех хозяйственных построек в Бельцах, мельничная кровля оказалась железной.

Снег на крыше выглядел нетронутым. Подойдя к печной трубе, Щеглов осмотрелся и, как на ладони, увидел размеченные позиции дуэлянтов. Место, куда упал раненый, было затоптано. Ну, это понятно – Черкасского пришлось нести. Розовое от крови углубление в снегу находилось отсюда на расстоянии не более двадцати шагов. Даже очень плохой стрелок не смог бы промахнуться, стреляя в такую крупную мишень, как спина князя.

Щеглов прикинул, как ночью стояли участники дуэли, и понял, что преступник не мог спуститься тем же путем, каким пришёл, ведь он попал бы в руки секундантов, чья позиция располагалась как раз напротив забора. Злоумышленнику оставался лишь один путь – спрыгнуть на задний двор.

Поручик подошёл к краю крыши и глянул вниз. Не слишком высоко! На месте преступника он сначала схватился бы за край кровли, вытянулся бы на руках, а потом спрыгнул. Лес подступал прямо к речушке, бежать до него – всего ничего. Щеглов присмотрелся и увидел, что драгуны не соврали: чуть заметная цепочка присыпанных снегом следов тянулась через мельничную плотину и исчезала в лесу.

Спустившись тем же путём, каким и пришёл, Щеглов обогнул мельницу и начал осмотр. На белёной стене чётко выделялись две чёрные борозды. Это смахивало на следы ваксы. Черкасский прикинул высоту. Выходило, что человек приличного роста – гораздо выше его самого – повиснув на руках, держался за край крыши и упирался носками сапог в стену, а потом спрыгнул.

Вдруг где-то сбоку мелькнул золотистый блик. Что-то отражало солнце. Щеглов нагнулся, разгреб снег и не поверил собственным глазам: глубоко вдавленные в землю, перед ним лежали часы. Поручик захотел их поднять, но золотая луковица была так плотно втоптана в снег, что пришлось доставать нож. Скорее всего, часы выпали из кармана злоумышленника.

Щеглов завернул находку в носовой платок и засунул в карман. Осмотрев задний двор и плотину и не найдя больше ничего интересного, поручик вернулся к своим саням и отправился в Бельцы. По дороге он оттёр платком часы и внимательно осмотрел их. Вещица оказались не просто золотой, на крышке часов сверкал бриллиантовый вензель из переплетённых букв «М» и «Б». Значит, стрелявший в Черкасского человек был из богатых. Щеглов просто нюхом чуял, что разгадка лежит совсем рядом.

Поручик добрался до Бельцов и попросил о встрече с княгиней, но мадам Леже сообщила ему, что Екатерина Павловна больна и никого не принимает.

«Наверное, так даже лучше», – сообразил Щеглов.

Он попросил у хлопотливой француженки перо и бумагу, и написал княгине записку, где кратко сообщал о том, что Черкасский ранен, прооперирован в монастыре и увезён в Ратманово. Поручик еле отбился от любезной настойчивости мадам Леже, зазывавшей его обедать. Это после случившейся драмы выглядело неловко, а такое положение вещей Щеглов не выносил совершенно.

«Ничего себе, как дело повернулось, – размышлял он на обратном пути. – Почему эти двое стрелялись? Что это – следующее звено в преступной цепи или любовный треугольник?»

Вспомнилось истаявшее, почти прозрачное лицо наследницы. И всё-таки Щеглов так и не смог поверить, что юная княгиня с глазами печального ангела имеет хоть какое-то отношение к преступлению. Но верь – не верь, а нынешняя дуэль стала фактом, и это значило, что жизнь княгини Черкасской теперь наверняка сломана.

Глава тринадцатая

Бегство от прошлого

С той злосчастной ночи, сломавшей её жизнь, прошло уже более двух месяцев, но легче Кате так и не стало. Если она хоть чуть-чуть отвлекалась, забывала о своём горе, тоска сразу же стучала ей в висок и шептала: «Всё плохо, и никогда уже не будет хорошо, ведь тебя унизили, растоптали, вываляли в грязи. Ты – неудачница, и все об этом знают!»

Наверное, «все знают» было преувеличением. Возможно, что никто в Бельцах, кроме самой Кати и её горничной Поленьки, и не подозревал о случившемся. Но, как себя ни успокаивай, унижение меньше не становилось!