Эхолот

Прежде всего: были чайки. Слышите, как они пытаются перекричать друг друга и рокот прибоя? Видите серое небо над морем расплавленного свинца? Видите?.. Я лично – нет. Впрочем, не с того начинаем. Чайки здесь ни при чём. Птицы живут в воздухе. О них – в другой раз.

Сомов родился на Юге, жил-поживал до тринадцати лет с родителями на Севере, потом (с ними же) переехал в Крым, а оттуда (уже только с матерью) – в Подмосковье, где и влачил (с перерывом на флот) до недавнего времени, не нажив ни добра, ни зла. Впрочем, со временем, да и с добром-злом, вы же понимаете, всегда происходят какие-то неполадки.

Мать Иннокентия посвятила жизнь семье, кроме той части, которую отдала бухгалтерии. Отец работал океанологом, или ихтиологом, точно не помню, главное – имел прямое отношение ко всяким морским существам, изучал их внимательно и подробно (особенно дельфинов любил и китов), от работы своей получал удовольствие, и в семье не принято было употреблять в пищу морепродукты животного происхождения.

Впрочем, быть может, отец Иннокентия, наоборот, был капитаном шхуны, бороздившей моря и океаны в поисках рыбы разных пород, и ели Сомовы столько морепродуктов, что и не снилось какому-нибудь рыболовецкому траулеру. Или, может быть, он служил китобоем и гонял по волнам за каким-нибудь белоснежным призраком кита. Честное слово, точно сказать не могу. Ясно, что был отец моряком.

А потому видел его Кеша мало, и за короткие недели, что тот проводил на берегу, не успевал от него устать, чтобы уже можно было спокойно не видеть.

Постепенно ко всем водоёмам на свете мальчик стал относиться с опаской – Кеше хотелось иметь настоящего отца, как у большинства пацанов, а море отнимало у него эту простую возможность.

Иногда Кеша видел во сне океан. Он был с бородой, усами и белыми густыми бровями над суровым взглядом сине-зелёных глаз. Он шипел и грозно гудел, а во рту у него плавало множество лодок и кораблей. Лицом же океан напоминал отца Кеши Сомова. Но как-то не полностью, что-то было чужое, в выражении глаз, как будто океан надел маску, а через прорези видны настоящие глаза. Утром мальчик просыпался и жил дальше.

Иногда Кеше было жалко отца. Как-то вечером возвращались из гаража. Было безлюдно, желтели фонари на тёмно-синем – ночь стояла уютная, по-настоящему южная, тёплая.

Некоторое время молчали, слушали сверчков и смотрели на звёзды. Потом отец заговорил, стал рассказывать об иностранном телевидении, о мультике про какого-то робота-супермена; рассказывал в лицах, с характерными восклицаниями, пытаясь передать звуковые эффекты мультфильма.

А Кешу это почему-то не трогало, его волновало другое, ему было неловко за отца и досадно, что тот никак не может понять о чём нужно говорить и всё время промахивается, – Кеша ведь вырос, изменился, он уже почти позабыл, что давал отцу задание смотреть в загранке как можно больше мультфильмов, а потом подробно их пересказывать (Иннокентий обожал мультики и мог смотреть их целыми днями, да только иностранные у нас тогда мало показывали); отец же, по-прежнему, послушно выполнял поручение сына. И когда Кеша вспомнил своё поручение и понял, почему так ведёт себя отец, ему стало так досадно, что он чуть не расплакался.

Потом он часто вспоминал ту прогулку и очень корил себя, что не помог отцу выкрутиться из нелепого положения. Тогда, после рассказа, повисла пауза длиною в остаток пути.

Это – в тот раз. Но было и несколько эпизодов, когда Кеше казалось, что всё у них еще может наладиться.

Однажды летом Кеша с отцом и дядей (маминым братом из Бежецка), отправились в красном горбатеньком “Запорожце” на Селигер. То ли рыбки половить, то ли шашлыков пожарить, – у отца выдался редкий отпуск.

Уже ночью Кеша отошел от костра к воде.

Неожиданно он увидел в озере, почти рядом с берегом, обнажённую девушку, почти девочку; у нее были длинные волосы, отливающие лунной синевой, и маленькие торчащие соски на небольших аккуратных холмиках. Девушка стояла по пояс в воде и плавно покачивалась, то чуть погружаясь, то поднимаясь слегка над поверхностью, как поплавок. Она пристально смотрела в глаза Иннокентию, а потом вдруг серебристо (он так и рассказывал), именно серебристо рассмеялась и нырнула. Над поверхностью воды очертили плавную дугу ступни её ног, и на мгновение Кеше показалось, что они зелёные, сросшиеся и больше похожи на небольшой хвостовой плавник, покрытый крупной чешуей.

Когда, весь дрожащий (от холода, конечно), Кеша вернулся к костру, оказалось, что дядя Коля уже завалился храпеть в палатку, а отец сидит один, глядя задумчиво на огонь.

Кеша всё рассказал, не сразу, но рассказал, про девушку. И отец поверил, не поднял сына на смех, не отправил спать, всё понял. А потом сам стал рассказывать о чудесах океана: о таинственных огненных кольцах, сквозь которые, как через врата, проходят иногда корабли, о чудовищах, живущих на дне, о гигантских кальмарах и спрутах, о скатах с размахом крыльев в две сотни метров.