Беседуя с художниками, я был поражен тем, насколько настойчиво они считают свой доход не по годам, как наемные работники, не за час, как штатные сотрудники, а помесячно. В конце концов я понял, что именно так они планируют свои расходы. Это сумма, от которой они в первую очередь должны отталкиваться. И, что еще важнее, она крайне неэластична – изменить ее, во всяком случае быстро, они не могут. Можно жить на дешевой порционной пицце или арахисовых крендельках, носить все спортивные бюстгальтеры сразу или не гулять с друзьями – в этом месяце есть, пить, общаться и путешествовать меньше, а в следующем больше, – но с арендной платой ничего поделать нельзя. В случае чего ты добираешь последние 10 долларов монетками для прачечной, а стирка подождет до следующей недели. Даже если ты расторгаешь договор аренды (и теряешь залог), все равно придется искать новое жилье и переезжать. Кроме того, если бы ты мог найти квартиру подешевле, то уже снял бы ее.
Но подешевле просто нет, не говоря уж о недорогом в принципе. С 2000 года, как я уже упоминал в главе 4, арендная плата увеличилась примерно на 42 %, с поправкой на инфляцию, по всей стране. Цены в творческих центрах, как правило, зашкаливают. По состоянию на май 2019 года средняя рента за однокомнатную квартиру составляла 1540 долларов в Чикаго, 1890 долларов в Сиэтле, 2280 долларов в Лос-Анджелесе, 2850 долларов в Нью-Йорке и 3700 долларов в Сан-Франциско. Когда Мэттью Рот, писатель-хасид, приехал в Сан-Франциско в 2001 году, он нашел место в Мишен-дистрикт за 400 долларов – сумму, за которую сейчас, как он выразился, «тебе даже дверь не откроют». Пол Ракер, композитор и художник, платил в Сиэтле в 1990-х годах 225 долларов; совсем недавно он сказал мне, что видел цены от 800 до 2000 долларов.
В Окленде стоимость жилья выросла особенно резко из-за притока денег в восточном регионе залива Сан-Франциско, а арендная плата только в 2015 году увеличилась на 19 %, что делает город, долгое время принадлежавший в основном афроамериканцам и рабочему классу, четвертым по дороговизне в стране. Я говорил с Джоной Штраусом, активистом по вопросам жилой застройки, и он вспоминал, как было раньше. С его слов, «когда освобождалась комната, тебе даже не приходило голову писать об этом в Facebook, потому что у тебя и так на примете были пять человек, готовые ее снять». На момент нашего интервью рынок немного поостыл, условия улучшились, но ненамного. На Craigslist[32]
комнаты сдаются примерно по 1100 долларов, однокомнатные квартиры – по 2300 долларов, а за целых 400 долларов можно попросить разрешения поставить у кого-то на заднем дворе палатку. «Люди будут жить где угодно, – сказал он. – Я видел комнаты на чердаках с потолками в четыре фута[33]. Комнаты, встроенные в другие комнаты. Тех, кто ночует в гаражах без изоляции и отопления. В трейлерах на чужих участках. И тех, кто живет в трейлерах на участках, которые в основном используются для свалки. Я видел людей, существующих в хижинах на заднем дворе, где нет ни тепла, ни нормальных стен, ни электричества, ни воды. Тех, кто живет в палатках. В садовых навесах. Слушай, люди живут где угодно».Вот как выглядит кризис. Я не встретил ни одного творческого работника, который достойно существовал бы в квартире по рыночной цене в крупном городе на свои заработки – такая ситуация хоть и кажется неизбежной, но от этого не становится менее ужасной. Художники не могут позволить себе жить там, где живут их коллеги по цеху. Люди, с которыми я разговаривал, либо обитают в безобразных условиях, либо им просто повезло, может, они выбрали маленький населенный пункт, а иногда их поддерживают родители или партнер. В основном им улыбалась удача: дешевая комната, стабильная арендная плата, место в творческой общине, дом бабушки, квартира предков бывшего однокурсника из колледжа; жилье, купленное двадцать лет назад при обвале рынка в 2009 году. Но удача в этом контексте имеет тенденцию отдавать предпочтение и без того фартовым людям, хоть как-то связанным с деньгами. Людям «везет» на удобные жизненные ситуации так же, как жениться на богатых или учиться в крутом колледже.