Предварительные и очень краткие итоги российской приватизации «по Чубайсу» таковы: по данным НИИ системного анализа Счетной палаты РФ, доля доходов от приватизации в доходах консолидированных бюджетов в период 1993–2003 гг., за редким исключением, по итогам финансового года не превышала 1 %, не более 6 % работников ощутили себя совладельцами предприятий, к середине 90-х на долю 10–12 % россиян с наибольшими доходами приходилось 40 % ВВП[149]
.Какими были истинные цели российских горе-реформаторов и «диких приватизаторов»? Приведу два высказывания непосредственных участников тех событий.
Бывший вице-премьер Анатолий Чубайс: «У коммунистических руководителей была огромная власть – политическая, административная, финансовая. Они были неизменно связаны с коммунистической партией. Нам нужно было от них избавляться, а у нас не было на это времени. Счет шел не на месяцы, а на дни. Мы не могли выбирать между «честной» и «нечестной» приватизацией, потому что честная приватизация предполагает четкие правила, установленные сильным государством, которое может обеспечить соблюдение законов. В начале 1990-х у нас не было ни государства, ни правопорядка»[150]
.Предприниматель Каха Бендукидзе: «Для нас приватизация была манной небесной. Она означала, что мы можем двинуться вперед и скупить у государства на выгодных условиях то, что захотим… И мы приобрели жирный кусок из промышленных мощностей России…»[151]
Выходит, апологеты «дикой приватизации» были движимы не высоким стремлением развивать экономику и конкуренцию, а смертельной боязнью коммунистического реванша, организационной опорой которого мог стать корпус «красных директоров». Плевали на всё: на разрыв хозяйственных связей, на уничтожение производственных цепочек, на ухудшение материального положения людей, лишь бы любой ценой выбить из-под коммунистов экономическую почву (августовский путч 1991 г., показавший всю идеологическую и организационную импотенцию наследников «дела Ленина», так и не стал уроком для обезумевших от страха потерять власть «младореформаторов»).
Ни стратегии, ни тактики разгосударствления экономики у «младореформаторов» не было, все делалось наобум, в авральном порядке. В итоге в выигрыше оказались правящая верхушка, новоявленные российские и приближенные к власти иностранные бизнесмены, организованные преступные группировки и, конечно, главные геополитические противники – американцы. Все, кроме ограбленного общества.
Разграбление страны, пусть даже формально легализованное, никогда не станет полностью легитимным, получившим одобрение общества. Понимая это, нынешние «капитаны бизнеса» заняты в первую очередь выстраиванием оборонительных редутов[152]
. Отсюда пролонгированное пребывание у власти многих участников тех событий, закрепление офшорной собственности на ключевые производственные активы, непрекращающийся вывод капитала из страны, подготовка и поддержание в рабочем состоянии плацдармов и путей отступления.Существует ли сегодня иной, отличный от революционного (в том числе – тотальной деприватизации) выход? По-видимому, да, главное – не перепутать легальность (формальное закрепление прав собственности) и легитимность (неформальное принятие итогов приватизации обществом). Один из промежуточных вариантов устранения приватизационного общественного конфликта несколько лет назад предложил один из лучших российских экономистов-теоретиков, Ростислав Капелюшников: «Самый эффективный способ, как можно было бы ускорить выход российской институциональной системы из ловушки размытой нелегитимности, – это сделать так, чтобы конфликты по поводу собственности перестали везде и всегда разрешаться в пользу «сильных» и в ущерб «слабым». До тех пор, пока отношения по поводу собственности между «сильными» и «слабыми» не станут хотя бы отдаленно напоминать
Власть не прислушивается – наука нынче не в почете.
Миф об эффективных собственниках