Эксгибиционист. Германский роман

Пока ты там находишься, ты абсолютно ничего не чувствуешь. Ощущаешь унылое функциональное бытие, абсолютную свою ненужность. Отовсюду к тебе тянется вопрос: «А ты нахуй сюда приехал? Не хочешь ли уебать отсюда? Было бы лучше, если бы ты уехал как можно скорее». И это такой абсолютно персонально не окрашенный посыл. «Зачем ты здесь, тут и так все приехали. Вот, смотри, индусы приехали, и малайцы приехали. А еще ты приехал. Может, уедешь все-таки?» Не то чтобы тебе говорят «уезжай немедленно», скорее идет такой тоскливый посыл: «А может, все-таки уедешь? Хочешь – оставайся, но если ты съебешься отсюда, мы тебе скажем спасибо большое». Ощущая вот это всё, ходишь и думаешь: действительно, поскорее бы отсюда съебаться. К тому же эти тоскливые ощущения подкреплялись тем, что денег не было абсолютно. Деньги были выданы только в последний день. Что спасало много раз в таких ситуациях, в чужбинных городах, так это такая замечательная структура, как кришнаиты. Я в какой-то момент присмотрел людей в оранжевых тряпках, наученный горьким опытом безденежного пребывания на чужбине. Когда хочется есть и денег нет, надо с ними посидеть, попеть, и через какое-то время действительно принесут еду, тебя накормят бесплатно, довольно вкусно – у них приятная вегетарианская хавка.

Так понимаешь смысл колониализма. Не зря эти империи вели себя так сурово: они обеспечивали себе тылы. Становится понятно, почему Гитлер не прошел: не только потому, что остров удобно оборонять, – он не прошел точно по тем же причинам, по каким не прошел в Советском Союзе. Он столкнулся со слишком грандиозным миром. Это не одна какая-то страна, это очень много стран, очень много народов. У всех совершенно разный менталитет, совершенно разные боги их охраняют, демоны, духи, там увязнет любой нибелунг и любой блицкриг. Там и индусы, и кенгуру проскакал, и утконос проплыл, и мангуст где-то свисает, какой-то колдун выполз из-под земли из такого века и народа, о котором даже никто не знает, что есть такой народ. Всё это сплелось в понятие «Британская империя» или «СССР», еще и тюбетейка магическая где-то лежит в шкафу. Можно набрать самых блестящих арийцев, построить их в запредельные порядки, снабдить их самыми передовыми самолетами, танками, цейсовскими биноклями – всё равно в таком количестве тюбетеек, мангустов, храмов, обломков, еще какого-то бреда, сметенного словно огромным веником, гигантской метлой, увязнет абсолютно всё. В этом смысле Британия очень похожа на Россию: грандиозная гора, сметенная со всего земного шара. Никто там не пройдет, и таким образом можно выжить любому. Сидишь, вокруг какие-то индусы сидят. Ты уже не понимаешь, где ты находишься.

Я был привержен танцевальному образу жизни. Живя в Москве, старался хотя бы несколько ночей в неделю проводить, танцуя в клубе до самого утра. В Лондоне друзья повели меня в большой гей-клуб. Обычно в гей-клубах бывает веселая, расколбашенная и разбитная атмосфера, в лондонском же было мрачно, просто чудовищно, какая-то давящая жуть. Казалось, что я нахожусь в трюме колониального корабля, что кто-то сейчас прибежит с кандалами или что несут каких-то рабов ебать. Я оттуда убежал в реальном ужасе, но танцевать мне продолжало хотеться. Вдруг я увидел гигантский клуб «Капитол», к очереди пристроился, и меня пропустили фейсконтрольщики. Я оказался в гигантском пространстве, где танцевало, по ощущениям, несколько тысяч человек одновременно. Там было идеально: очень спокойно, весело. Яркая развеселая музыка. Я стал сразу же впадать в свойственные мне формы экстаза, а именно плясать как сумасшедший, прыгать, скакать, чувствовать себя непринужденно. Только через какое-то время я вдруг осознал, что в этом гигантском пространстве я единственный белокожий человек. Все остальные были чернокожие. Тем не менее всё проходило на полном релаксе, и я чувствовал себя там совершенно уместно. Меня окружила стайка чернокожих девчат, которые подыхали от смеха, потому что, видимо, им было очень смешно это видеть: какой-то мало того что белокожий, но еще совершенно ебанутый парень зашел и явно не в себе находится. Почему его выпустили где-то в его стране из дурки? Каким ветром его сюда занесло? Всех это очень смешило, они дико хохотали, показывая хрестоматийные белозубые хохотливые усмешки на прекрасных чернокожих лицах с весело и задорно блестящими глазами. Они очень по-дружески стали вступать со мной в общение посредством жестов, стали мне показывать разные фигуры, как бы учить каким-то формам танца, не произнося при этом ни слова, что было и невозможно, потому что музыка хуярила по полной. Я тут же стал за ними, как белокожая обезьяна, очень сноровисто всё это повторять.